Любовь Сушко - Истребление кумиров. Князья и воины

Наложниц во дворце, как успел заметить Дьявол, было великое множество, многие из них были очень молоды и хороши собой, в этом князь Владимир оставался верен себе. Явиться миражом и призраком ему совсем не хотелось. Вот и Ярополка можно было между делом оживить, пусть и на короткий срок.

№№№№№

Князь Владимир читал какую-то старинную книгу, в тот момент, когда его окликнула девушка и сообщила о таинственном посетителе. Владимир оторвал взор от книги и взглянул сначала на лицо наложницы, и потом только повернулся к тому, кто стоял рядом с ней. А через миг от них обоих он отшатнулся с таким страхом, переходящим в ужас, что девушка невольно вздрогнула и еще раз взглянула на того, кого привела с собой. Но он был молод и симпатичен, ничего пугающего и угрожающего во внешности его не было, только странная улыбка, затаившаяся в уголках его губ.

Владимир жестом приказал девушке удалиться и все еще молча и неподвижно стоял перед непрошеным гостем. Она старалась как можно быстрее уйти. Страх передался и ей, но он был так силен, что сковал все ее движения. Незнакомец все с той же едва заметной усмешкой проводил ее взглядом. А когда дверь, наконец, захлопнулась, он спокойно для начала уселся в кресло.

– Что же ты помертвел, княже, – спросил он, заметив, что Владимир все еще не шевелится.

– Ты лишил меня жизни однажды. Но могу же я хоть на короткий срок вернуться в свой дворец. Или ты надеялся на то, что я исчезну бесследно и никогда не напомню о твоем вероломстве?

– Зачем ты пришел, что тебе нужно от меня? – Владимир из последних сил старался сохранить самообладание.

– Посмотреть на тебя, поговорить, – невозмутимо отвечал Мессир.

Только теперь князь стал замечать, что этот тип вовсе не был похож на его брата, только внешнее сходства, не больше, но какая сила и мощь в нем ощущались при этом.

Под знакомой оболочкой скрывался кто-то совсем иной, это и пугало больше всего князя. Это был ироничный, уверенный, умный и очень сильный человек, хотя человек ли?

Он явно привык повелевать, и власть его безгранична, уж это князь, стремившийся к тому же самому, мог определить безошибочно. Он властвовал над миром не одно столетие. Нет, не стоило и думать о брате его, здесь что-то совсем иное, ему непонятное, и потому особенно страшное.

Но первое впечатление оказалось таким странным и страшным, что здраво рассуждать князь Владимир уже не мог.

– Я слышал, – продолжал между тем незнакомец, – что ты веру отцов наших забыть собираешься. Перун во дворе твоем давненько жертв не видел.

– Это неразумная дикость, – пробормотал Владимир, – я хочу, чтобы мы стали иными.

– Пусть так, – неожиданно согласился собеседник его, но негоже древние обычаи на иноземные менять.

Мессир понял, почему он выбрал эту оболочку, так ему легче было противостоять князю.

– Да, наши, – согласился князь, – но пришла пора признать, что это был обман и заблуждение, еще наша бабка чувствовала это, и если бы не упрямство отца нашего, давно бы уже все изменилось.

Мессир ничего не это не отвечал. Но через оболочку проступило его истинное лицо.

Великий князь и Князь тьмы взирали друг на друга, и тот заметил, насколько этот напорист и яростен, и обаятелен, как силен отошедший от шока соперник.

– Я уверен в своей правоте, – говорил между тем Владимир, – новая вера обещает нам небеса на том свете.

– А преисподнюю ты не забыл? – поинтересовался Мессир.

– Пусть они сами выбирают, что им ближе, – буркнул князь.– А наши боги ничего не обещают нам ни на этом, ни на том свете, они глухи и слепы к бедам человеческим.

– Вот оно что, – притворился, что наконец понял Мессир, – это щедрые обещания привели тебя к чужим богам. А не взвоешь ли ты от такого щедрого дара. Рай их тебя прельстил, а вдруг в аду окажешься, и получишь вместо блаженства вечные и бесконечные муки. И останешься столько пеплом в костре их. А бесконечные терзания только на своей шкуре испытать можно.

Хохот заставил Владимир съежиться. Но он не потерял самообладания.

– Ты забыл о своих злодеяниях, – наконец напомнил ему Мессир, убийства, старик – грек, брат твой, да мало ли еще их совершить придется, чтобы расчистить свой путь. Я уж не говорю о девицах твоих, а как же заповедь « Не возлюби жены ближнего своего?» Да и есть ли такая заповедь, которую ты не нарушил в еще недолгой своей жизни. И ты уверен, что души убиенных и замученных позволят тебе находиться в раю твоем?

При этом он зловеще захохотал, уверенный в своей правоте.