Александр Егоров - Приключения Одиссея

И воскликнула Эвриклея, обернувшись к остальным:

– Это воистину наш любимый царь!

Тут люди окружили Одиссея, приветствовали его, обнимали, жали руки, а сами утирали слезы радости. Вернулся и Телемах, и свинопас Эвмей с тяжелым мечом.

– Я и не знал, что ты владеешь оружием, – сказал ему Одиссей с улыбкой.

– Ты многого обо мне не знаешь, господин мой, – отвечал Эвмей. – Не всегда я держал в руке посох свинопаса. Еще мальчиком меня украли финикийцы [13]и продали твоему отцу, Лаэрту. А ведь я был сыном царя Ктесия с острова Сирое!

Обнял Одиссей славного Эвмея.

– Настанет день, и ты тоже вернешься домой со славой, – предрек он ему.

Юный Телемах стоял рядом и не сводил глаз с отца. Наконец-то дождался он дня, о котором мечтал! Большей радости, кажется, не испытывал он за всю свою жизнь.

– Милый сын мой, – обратился к нему Одиссей. – Вот мы и нашли друг друга, и день нашей встречи – это день нашей победы. Скоро ты сам будешь править Итакой. И не вздумай оставлять надолго семью и детей!

– Никогда, – пообещал Телемах, а сам плакал и не стеснялся своих слез.

И тут на балкон вышла верная жена Одиссея, Пенелопа. Никто не догадался сообщить ей радостную весть, и она еще не знала, что все ее беды позади.

– Что это? – спросила она негромко. – Что происходит здесь? И почему…

Тут она увидела пятно черной крови (там еще недавно лежал застреленный Антиной) – и умолкла испуганно. Конечно, она тут же вспомнила о сыне.

– Телемах, где ты? – позвала она.

Сын подбежал к матери – живой и невредимый. Она взглянула ему в лицо, и таким оно было счастливым, что ей вдруг тоже стало легче на сердце, впервые за долгие годы. Обняла она сына – и тут заметила в толпе высокого и статного незнакомца.

Точнее сказать, она не разрешала себе поверить, что он ей знаком. Слишком долго пришлось ей ждать, и слишком больно было бы ошибиться.

– Кто этот человек? – спросила она у сына, и голос ее дрогнул.

– Это… – начал Телемах, но и у него тоже перехватило горло.

И тогда служанка Эвриклея снова закричала на весь двор, да так громко, будто боялась, что ее не услышат:

– Вот он, наш царь Одиссей! Он вернулся! Он прогнал всех наших врагов!

И народ вокруг зашумел, словно в подтверждение.

Чтобы не упасть, Пенелопа оперлась на руку сына.

– Пусть он подойдет, – прошептала она. – Я не верю… я боюсь верить.

И незнакомец (конечно, он, Одиссей) приблизился. И поднялся по ступеням. И взял Пенелопу за руку – нежно и бережно.

– Ты все так же прекрасна, моя любимая, – сказал он.

Пенелопа опустила ресницы.

– Много лет я ждала, – сказала она еле слышно. – И если бы сегодня милостивые боги не вернули мне тебя, мы встретились бы только в темном царстве Аида…

– Прости меня, Пенелопа, – только и сказал Одиссей.

Его жена подняла глаза и улыбнулась сквозь слезы. Погребальный саван выскользнул из ее рук и упал на землю. И тогда они (как часто пишут в старых книгах) заключили друг друга в объятия.

Долго стояли они так, а люди смотрели на них и радовались. Как вдруг послышался собачий лай – и, откуда ни возьмись, выскочил огромный пес и рванулся к Одиссею с Пенелопой. Не успел никто и глазом моргнуть, как пес прыгнул на грудь Одиссею – но не вцепился в горло, а принялся лизать ему лицо!

– Это же Аргус, – рассмеялся Одиссей.

Но Аргус не слушал, а только прыгал вокруг и лаял.

«Еще одно чудо», – решили все, кто это видел.

И верно, это было чудом. Дряхлый пес, который не мог даже встать на лапы, теперь снова был молод и полон сил!

Говорят, что сама Афина Паллада подарила ему вторую жизнь, хотя это и не по правилам: боги редко делают такие подарки.

Если бы могло быть иначе, у нас получилась бы совсем другая история.

На этом мы могли бы завершить свою повесть. Ничего столь же прекрасного и удивительного, наверное, уже не произойдет с нашими героями. Да и нет на свете ничего прекраснее, чем вернуться домой, к тем, кто тебя любит. Добавим совсем немного.

Очень скоро во дворце Одиссея уже готовили праздничный пир по случаю его возвращения. Туда пригласили всех. Старый Лаэрт, отец Одиссея, сидел между сыном и внуком и не мог нарадоваться на них обоих. А еще Лаэрт забрал у Пенелопы свой погребальный саван – и, кажется, отдал его для похорон злосчастного Антиноя: хотел он, чтобы душа убитого обрела вечный покой.