Александр Егоров - Приключения Одиссея

– Слушайте меня, молодые люди, – обратилась она к женихам. – Не рада я видеть вас здесь. Никого не люблю я, кроме покойного Одиссея, и никого любить не смогу. Но я знаю, что вы не отступитесь. Чтобы не наступило еще горших бед для моей страны – я подчинюсь. Один из вас станет сегодня моим мужем.

Остановилась она, чтобы передохнуть, и закрыла ненадолго глаза. И привиделась ей Афина Паллада: велела Пенелопе богиня, чтобы та не печалилась раньше времени. И (как говорят) дала ей один мудрый совет.

И тогда объявила Пенелопа:

– Непросто мне будет выбрать лучшего, когда вы все мне гадки одинаково… Но слушайте мое последнее требование. Тот из вас станет правителем Итаки, кто сумеет согнуть тугой лук супруга моего, Одиссея, натянуть тетиву и поразить одной стрелой двенадцать колец! [11]

Зашумели женихи, зашумели и забеспокоились. Знали они, что лук Одиссея требует от лучника великой силы. Да и непросто одной стрелой прострелить все кольца!

Многие предпочли отказаться – и пошли пировать в большой зал. Но многие действительно взялись за тяжелый боевой лук. Вертели его и сжимали, но ни у кого не получилось согнуть его даже до половины.

Наглец Антиной мучился над луком дольше других, но тоже безуспешно. Тогда он в сердцах ударил им о землю и крикнул:

– Да эта проклятая палка заколдована! Будто не знаем мы женских хитростей?

Но тут Телемах выступил вперед. Протянул руку. Взял отцовский лук, зажал покрепче и согнул сразу сильнее всех других – вот разве что тетиву не смог надеть. Сделал он и вторую попытку, а на третьей, вернее всего, у него получилось. Но тут послышался еще один голос:

– Дайте-ка мне.

Это говорил тот самый нищий бродяга (ты помнишь, кто это был на самом деле).

– Хм, – сказал Антиной. – Это не по правилам. Бездомному проходимцу нет места среди нас, благородных мужей.

– Далеко тебе еще до мужа, – отозвался Телемах.

А остальные женихи посовещались и решили – пусть незнакомец попробует. Должно быть, некоторые подумали: если даже он выиграет, будет не так обидно, как если бы победил кто-то из них. Не слишком-то они доверяли друг другу!

И они согласились.

Бродяга скинул свой драный плащ, и все увидели его мускулы и тело, как будто отлитое из бронзы.

Женихи переглянулись.

Бродяга взял лук.

В его руках он лежал как влитой, как будто под него и был сделан. Незнакомец одним махом согнул лук и надел петлю на зарубку. Тетива натянулась.

Тогда он сурово оглядел собравшихся.

– Выставляйте ваши кольца, – сказал он. Недоумевающие женихи укрепили на особых шестах двенадцать колец. По правилам, кольца должны были быть на одной линии – но бессовестные бездельники постарались поставить их вразнобой и криво.

Одиссей (конечно, мы будем называть его так) ничего на это не сказал. Достал стрелу из колчана и натянул лук.

Стрела унеслась со свистом – и пронзила все двенадцать колец, и упала на землю, причем все кольца были надеты на нее, будто кусочки мяса на палочку, если тебе так будет понятнее.

«Это знамение!» – подумали женихи, которые были поумнее.

«Это конец!» – сообразили самые умные.

И только Антиной взъярился пуще прежнего – может быть, он понял, кто перед ним? Он выхватил меч и кинулся, расталкивая остальных, – нет, не к бродяге-победителю, а к Телемаху, что стоял ближе.

– Кем бы ты ни был, старый мошенник, мне все равно! – кричал он. – Тебя мне не одолеть, зато я убью мальчишку Вот ты порадуешься!

Одиссей побледнел. Мгновенно натянул лук снова.

– Афина рассудит нас, – прошептал он и пустил стрелу.

Стрела летела недолго. В толпе она нашла свою цель и впилась Антиною прямо в горло. Он рухнул замертво.

Другие негодяи завопили и бросились врассыпную. Уже не думали они ни о соперничестве, ни о женитьбе. А Телемах с Эвмеем выхватили оружие и поторопили тех, кто замешкался.

Одиссей же опустил лук. [12]

– Благодарю тебя, Афина-воительница, – сказал он. – Вот я и вернулся домой.

И в этот час посветлело небо, и все увидели Одиссея таким, каков он был раньше. И домочадцы, и слуги глядели на него и не верили глазам, и даже подойти боялись.

Только старая служанка Эвриклея приблизилась – и опустилась к ногам своего хозяина, которого нянчила и вырастила когда-то. Протянула она руку и осторожно дотронулась до старого шрама на левом бедре (в детстве Одиссея ранил острым клыком дикий кабан). Уж ей ли было не помнить тот шрам: ведь это к ней прибежал юный Одиссей, обливаясь кровью, это она перевязала его рану!