Сергей Еналеев - Откуда пошла Русская земля

Первое печатное сообщение о «Книге Велеса» появилось в 1953 г. в США, куда Миролюбов перебрался жить из Бельгии. Сообщение дал мало кому известный эмигрантский журнал «Жар – Птица», редактировавшийся бывшим белогвардейским генералом А. А. Куренковым. В этом журнале Куренков и Миролюбов с 1954 по 1959 г. публиковали копии и свои переводы некоторых мест из текста «Книги Велеса». Тогда же с публикациями познакомился С. Лесной, который вёл из Австралии активную борьбу с западными норманистами и потому интересовался всеми материалами по ранней истории Руси. Лесной не был профессиональным историком, но к истории относился вполне профессионально. Сознавая всю культурно – историческую значимость «Книги Велеса», он как учёный 8понимал, что нужно быстрее исправить оплошность Изенбека, не пожелавшего в своё время отдать дощечки для изучения специалистам, и в 1959 г. отправил в Славянский комитет СССР две статьи, посвящённые «Книге Велеса». В них он представил «Книгу…» подлинной древнерусской летописью и предложил советским учёным заняться её исследованием. Вместе со статьями Лесной прислал фотоснимок одной из дощечек «Книги Велеса», выполненный когда – то Миролюбовым. Председатель Комитета академик В. В. Виноградов, подвергнув экспертизе изображённый на снимке текст из десяти строк, дал заключение, что это подделка. Заключение готовила палеограф Л. П. Жуковская. Встретившись с незнакомыми ей языком и орфографией и не найдя аналогов в церковно – славянских рукописях, она сделала потрясающий вывод: раз нет аналогов, то нет и языка, как нет и самих дощечек, потому что на фотоснимке выделяются, мол, четыре тени, «образовавшиеся, по – видимому, от сгибов материала, с которого производилось фотографирование», а так как доска сгибаться не может, значит, фотоснимок сделан с бумаги, то есть «Книга Велеса» – подделка [45]. Через двадцать лет Жуковская для бόльшей убедительности отбросит употреблённое ею слово «по – видимому», а из четырёх обнаруженных изгибов оставит только один. Развивая свой довод о поддельности «Книги Велеса», она вместе с лингвистом Ф. П. Филиным скажет, что «науке известен до письменный праславянский язык», с закономерностями которого язык подделки ничего общего не имеет [46], но, правда, не пояснит, как же сохранился этот до письменный язык, если не существовало средства для его передачи. Надо думать, что неудачная формулировка была порождена поспешностью Жуковской в её стремлении поскорее сбить поднявшуюся в прессе волну выступлений в защиту «Книги Велеса», и если судить по тому, что пишет Филин в своей книге «Происхождение русского, украинского и белорусского языков», то за до письменным праславянским языком скрывается некий гипотетический язык, призванный выступить предком для всех известных славянских языков. Только облик этого гипотетического языка удалось воссоздать лишь в основных чертах, и из – за различия в диалектах многое в нём является спорным. По словам Филина, древнее диалектное членение общеславянского языка остаётся пока областью неизведанного, так как диалектные зоны, доступные современным методам исследования, относятся к позднему общеславянскому периоду.

Когда граф А. И. Мусин – Пушкин нашёл рукопись «Слова о полку Игореве» и попытался самостоятельно перевести его текст, он потратил на эту работу несколько лет и не добился никакого успеха, столкнувшись с теми же трудностями, что и Миролюбов. Так же, как и в «Книге Велеса», текст «Слова…» был написан сплошной строкой без вспомогательных надстрочных знаков, с множеством неизвестных и вышедших из употребления слов. Мусин – Пушкин привлёк к себе в помощь двух лучших архивистов Москвы, которые пользовались безупречной научной репутацией, но и они, благоговейно относившиеся к каждой букве, еле справились с переводом, причём понаделали, как выяснилось позже, много ошибок. Все трудности перевода, по единодушному мнению филологов, были связаны с особенностями незнакомого диалекта, на котором разговаривали в той местности, где жил автор «Слова…». Так почему, резонно спросить, на «Слово о полку Игореве», тоже считавшееся подделкой, может распространяться право иметь свой особый диалект, а на «Книгу Велеса», которая значительно древнее и к тому же написана многими людьми в течение пяти столетий 9, не может? Её первые авторы жили на Дону, а последующие – на Днепре, и среди них были переселенцы с Северного Кавказа, Крыма и Дуная. Именно особенностями древних, разбросанных во времени и пространстве, диалектов объясняются так возмутившие Жуковскую и Филина лингвистические и палеографические странности «Книги Велеса». Но её язык подлинный. Лесной даже выявил в нём старинные глагольные формы, уцелевшие только на Карпатах в говоре гуцулов. Однако Лесной для наших лингвистов и историков – последний дилетант. В советское время Редакция «Трудов» Отдела древнерусской литературы Пушкинского дома АН СССР не считала, например, «возможным вступать в спор с С. Лесным по вопросам филологическим, историческим и прочим ввиду полной его некомпетентности в гуманитарных науках» [20]. Ничего не изменилось и в послесоветское время [138].