Сергей Цветков: Русская земля. Между язычеством и христианством. От князя Игоря до сына его Святослава

Олег умер, согласно преданию, на пятый год после возвращения из похода на Царьград, то есть около 915 г. В наследство своему преемнику он оставил обширную державу «светлых князей», простиравшуюся от Карпат до Среднего Поднепровья. В дипломатических, военных и торговых отношениях с другими странами держава эта выступала под именем Руси, и ее высокий международный статус был подтвержден дружественным договором 911 г. с Византией.

Несмотря на впечатляющие успехи Руси в области межгосударственных отношений, внутренне она представляла собой весьма неустойчивое политическое образование. Единство ее покоилось исключительно на военно-политическом господстве русов над разобщенными славянскими племенами, каждое из которых имело «свое княжение» и жило «своим обычаем». Положение осложнялось тем, что и сама Днепровская Русь не была этнически однородным сообществом. Разноплеменная и разноязыкая, представлявшая собой вавилонское смешение потомков античного скифо-сарматского населения Среднего Поднепровья со славянами (куявами/ледзянами), она подчинялась пришлому «русскому» клану — таврическим русам (выходцам из славянского Поморья, создавшим поселения на побережье Крыма, Таманского полуострова и в устье Днепра). Но на рубеже IX—X вв. «русский» Киев вынужден был подчиниться карпатским русинам, хорватам и мораванам, возглавляемым «светлым князем русским» Олегом. Однако даже при смене правящей верхушки политическая сущность Руси как хищнического раннегосударственного образования, паразитирующего на восточнославянских племенах, осталась неизменной; власть перешла из рук в руки к князьям «от рода русского».

При таком положении вещей смерть Олега с неизбежностью должна была вызвать междоусобицу на Руси. Однако долго так продолжаться не могло. Историческое развитие Руси приближалось к рубежу, за которым ей предстояло либо распасться, погибнуть вследствие внутренних распрей и династической неразберихи, либо создать более или менее прочную политическую организацию. Естественным костяком такой организации по условиям времени могла быть только княжеская династия.

Кто был преемником вещего Олега?

Ответ, казалось бы, известен — князь Игорь. Однако историческая критика вправе поставить под сомнение династическую легенду Повести временных лет.

Прежде всего ее сведения расходятся с известиями других древнерусских памятников. Наиболее древние и независимые от Повести временных лет источники, как, например, «Слово о законе и благодати» митрополита Илариона и «Похвала» Иакова Мниха (вторая треть XI в.), называют первым киевским династом «старого Игоря», то есть старинного, старейшего, деда-родоначальника; ни о каких его предшественниках на киевском столе они не упоминают. Знаменательно, что и жена его, Ольга, слыла у древнерусских книжников «праматерью всех князей русских». Древнейший памятник церковного права, так называемый Устав князя Владимира, старейший список которого восходит к концу XIII в., отмечает в преамбуле, что святой князь является потомком Игоря, Ольги и Святослава.

Даже «варяжская» редактура летописи не смогла полностью затушевать местную, киевскую традицию, признающую Игоря первым «своим» князем, основателем династии великих киевских князей — владельцев Русской земли. Ведь, несмотря на опекунство вещего Олега, Игорь все-таки «первее нача княжити» в Киеве — именно ради его таинственных прав на «княжение в полях [полянах]» Олег и убивает Аскольда и Дира.

Ключевым моментом биографии Игоря следует считать дату его рождения, ибо только она способна пролить свет на подлинное место мнимого «сына Рюрика» в ряду первых русских князей и, в частности, на его отношения с Олегом и его державой «светлых князей». В Повести временных лет вокняжение Игоря в Киеве происходит в пору его младенчества, хотя точной даты рождения Игоря летописи не знают. Воскресенская летопись приурочивает его появление на свет к 866 г., Никоновская — к 865 г. Таким образом, получается, что он должен был сесть на киевский «стол» тринадцати-четырнадцатилетним отроком. Однако Повесть временных лет отмечает, что по смерти Рюрика Игорь остался «детеск велми», а в сцене убийства Аскольда и Дира его по знаку Олега выносят на руках (и Степенная книга, учтя это обстоятельство, говорит, что Игорь осиротел в двухлетнем возрасте). Цель всех этих «уточнений» одна: связать безответного младенца с Рюриком и варяжской русью.