Автор неизвестен Эпосы, мифы, легенды и сказания: Сказания вьетнамских гор

Перевод с вьетнамского Н. Никулина

Издательство

«Художественная литература» Москва 1970

Перевод под редакцией

С. ХОХЛОВОЙ

Предисловие Н. НИКУЛИНА

Художник Г. КЛОДТ

Сорок лет назад впервые было записано и опубликовано «Сказание о Дам Шане» народа эдэ, в котором необычность поэтической образности и содержания сочетается с архаичностью фольклорных традиций и самой жизни, подчиненной матриархальным обычаям.

Четверть века спустя последовала публикация другого сказания, в предисловии к которому Ж. Кондоминас, известный французский этнограф, с сожалением отмечал, что остальное эпическое наследие эдэ безвозвратно утрачено. Ученый, однако, ошибался. Заботу о культурном наследии всех национальностей Вьетнама после Августовской революции 1945 года взяла на себя народная власть. В 60-е годы благодаря труду и таланту фольклористов ДРВ было подготовлено к печати и издано около десяти сказаний эдэ, сохранившихся в живом бытовании.

Знатоками эпоса у эдэ в большинстве случаев являются старики. Почти каждый из них может рассказать полюбившийся отрывок. Но целые сказания помнят немногие. Вот их-то и приглашают наперебой то в одно, то в другое селение. Платы за свое выступление сказитель не берет, а довольствуется угощением.

С наступлением вечера все селение собирается в большом доме послушать сказителя. Особенно многолюдно бывает после сбора урожая, когда все освобождаются от хозяйственных забот в поле или в лесу.

Сказитель усаживается на помосте, возле очага, зажигаются светильники. Начинается спектакль своеобразного «театра одного актера». О таком спектакле рассказывает вьетнамский фольклорист Дао Ты Ти.

С трех сторон вокруг сказителя усаживаются слушатели. Первые его слова: «А сказание о Дам Шане, которое вы хотите послушать, соседи, доподлинно таково…» — еще тонут в шуме, но через несколько мгновений слушатели затихают, они напряженно следят за жестами и мимикой сказителя. Его лицо по ходу повествования меняется: становится то печальным, то радостным, то гневным. Он то напевно декламирует, то поет, подражает трубным крикам слонов, рычанию тигров, журчанью горных ручьев, гомону птиц. В комических эпизодах слушатели громко смеются, рассказчик же либо смеется вместе со всеми, либо умолкает, дожидаясь, пока не утихнет смех.

Бурные исторические события и потрясения, которые пережил и переживает Южный Вьетнам в последние десятилетия — Августовская революция, антиколониальная война Сопротивления, борьба с американской агрессией, — в корне изменили некогда замкнутую и застойную жизнь горных селений. Исчезли либо нарушены многие из давних традиций и обычаев. Все реже собираются люди послушать сказителя. Эпос вытесняется из жизни общины, и если в старину исполнение сказаний считалось ритуалом, то теперь их пересказывают главным образом в домашнем кругу, для детей. Идет процесс упадка эпической традиции, еще недавно игравшей важную роль в духовной жизни эдэ, народа, по сути дела, и сейчас бесписьменного, для которого фольклор, и прежде всего эпос, был единственным доступным ему словесным искусством. Постепенно эпические сказания эдэ забываются, исчезают вместе со стариками, знатоками эпоса. В памяти потомков сохраняются только сюжеты, а образность эпоса, его стилевые особенности либо совсем стираются, либо претерпевают изменения. Архаические слова и обороты речи, ставшие непонятными, заменяются новыми. Резко сокращается число повторяющихся словесных формул — так называемых «общих мест». Этот упадок эпической традиции в большей мере отразился на втором из помещенных в книге произведений — «Сказании о Дам Зи». Определенной «модернизации» подверглось и содержание сказаний: так, при пересказе эпоса были опущены эпизоды, в которых божества произносят наставительные речи, воспринимаемые современным сказителем как образец нелепости и косности.

Центральное место в эпосе занимает героический образ богатыря, по своей воле идущего на подвиг — будь то былинный Илья Муромец или богатырь Дам Шан из сказания народа эдэ, вождь, который «носит на голове двойную повязку, а на плечах мешок из звериных шкур».

Но если былинная застава богатырская стоит на защите всей земли русской, утверждая идею патриотизма, то герои сказаний — вожди племен, — естественно, представляют не народ и отечество, а роды, «свои селения». В этих образах воплотилось идеализированное представление о могучих защитниках «людей селения», а также о ревнителях родовых обычаев, об искусных и смелых воителях, способных отомстить врагу, захватить чужое добро и пленников — рабов.