Отдельно рассмотрим взаимоотношения отца и сына в архангельских вариантах этой былины. Отправляясь на бой, двенадцати- (семнадцати-) летний богатырь сначала заезжает в монастырь попросить отцовского благословения (Григ. № 231; Григ. № 258; Григ. № 289; Григ. № 343; курьезом этот эпизод выглядит в Григ. № 293, где герой встречается с “отцом-матерью”), отец иногда советует ему добыть своего (отцовского) коня (Григ. №231; Григ. №289), а также предупреждает о подкопах (Григ. № 231; Григ. № 343). Узнав о пленении сына (неизвестно как), Данило Игнатьевич либо отправляется искать его тело (Григ. №231; Григ. № 258; Григ. № 289; Григ. № 343), либо хочет отомстить за него (Григ. № 385) – и в большинстве случаев не узнает выезжающего ему навстречу Михайлу, хочет его убить, но сын открывается отцу и всё завершается мирно (только в одном случае отец узнает сына сразу – Григ. № 289). В былине (Григ. № 293) Михайло сам приезжает к “отцу-матери” в монастырь после победы, Данило Игнатьевич принимает его за татарина, сын разубеждает его. Следует предположить, что причиной этого неузнавания было забытое сказителями переодевание Михайлы в одежду поверженного противника, какое нам известно по былине об Алеше и Тугарине.
Перед нами легко узнаваемая триада мотивов. Первый выражен в довольно редкой форме – уход отца в монастырь. Относительно второго отметим архаичное оружие Михайлы Даниловича, роднящее его и с Ильей, и с Сухманом (о нем см. ниже). Впрочем, таким же оружием побивают тьмы врагов и герои других эпических произведений, анализ которых еще впереди, – это типологически общее место мотива “бой с войском”. Теперь обратимся к анализу третьего мотива. Несмотря на то, что по тексту былины Данило Игнатьевич постоянно пытается уберечь сына от гибели, он своими действиями провоцирует ее, и Михайло Данилович вовсе не обязан отцу спасением своей жизни. Отсутствие отцовской помощи особенно ощутимо в тех вариантах былин, где Данило Игнатьевич ищет тело сына, а тот живым выезжает ему навстречу. Нам впервые встречается такая редкая форма третьего мотива как “Сын в роли младшего героя при отце” – и отец едва ни губит его. Забегая вперед, подчеркнем, что в подавляющем большинстве случаев в рамках мотива “Едва-не-смерть младшего героя при попустительстве старшего” отцы и сыновья ведут себя прямо противоположным образом: сын ни коим образом не виновен в смерти или едва-не-смерти своего отца (часто это обусловлено тем, что сын рождается после его гибели, рождается для мести), отец же вольно или невольно провоцирует гибель сына, как правило, тем, что позволяет ему отправиться на битву с сильнейшим противником. Пример подобного видим в албанской песне “Смерть Имера”, где главный герой албанского эпоса Муйи оставляет своего сына Имера одного защищать крепость – и мальчик гибнет в неравном бою, Муйи же потом мстит за его смерть (Старинные албанские сказания. М., 1971. С. 97-101).Это скрытое враждебное отношение отца к сыну – частное проявления наследия архаической эпики, где враги всегда в отдаленном (или не очень) родстве с героем, а родичи чаще враждуют, чем выступают солидарно.
Разбором различных былин о бое с Калином-царем занялся еще А.Н. Веселовский более ста лет назад. В своей работе “Южнорусские былины” он сопоставляет былину о Михайле Даниловиче с киевской легендой о Михалике и “Гисторией о киевском богатыре Михаиле сыне Даниловом”. В первом тексте Михалик – богатырь семи или двенадцати лет от роду, имеющий, несмотря на младость, недругов. Когда к Киеву подходят татары, то киевляне требуют выдачи Михалика врагам (здесь в сюжет включен ход былины о Василии-пьянице, однако опущена былинная мотивация этой выдачи). Юный богатырь выходит на битву и один побеждает всё татарское войско. После победы он, обиженный на Киев, уезжает в Царьград (или уходит в горы), увозя на копье Золотые Ворота [Веселовский. С. 12]. Второе сказание содержит те же элементы, но в другой последовательности: Михаил в одиночку одолевает татар, но затем его по навету бросают в тюрьму – Владимир не верит, что Михаил действительно совершил этот подвиг; князь посылает Илью Муромца посмотреть, побиты ли татары, и когда Илья это подтверждает, Михаила выпускают, и он уходит в монастырь.
Нельзя не отметить, что “Гистория” имеет ряд черт былин о Сухмане (см. далее) и об Илье и Калине: собственно, всё, кроме темы навета, роднит ее с былиной о Сухмане, навет же заставляет вспомнить обстоятельства заточения Ильи.
Читать дальше