Александра Баркова - Функции младших героев в эпическом сюжете

Итак, мы впервые сталкиваемся с тем, что ссора эпического государя с героем может быть как реализацией первого мотива триады, так и самостоятельным сюжетным ходом. К этому вопросу мы будем возвращаться неоднократно.

Важнейшим моментом (как то следует из первой же строки “Илиады”) является гнев Ахилла, обращенный на своих: он хочет поражения ахейского войска, чтобы этим доказать Агамемнону, что без него, Ахилла, им не обойтись. До некоторой степени эта черта присуща и Илье Муромцу: он отказывается выйти из погреба и его приходится уговаривать. Гнев героя-полубога, а также героя-изгнанника, обращенный на своих, его прямое или косвенное участие в истреблении собственного народа нам встретится еще не раз. Ахилл стоит в веренице “гневно-бешеных” героев, которые характеризуются “прежде всего воинственностью, вспыльчивостью, переизбытком сил и как следствие крайней необузданностью и сопутствующей этим качествам мрачностью” [Неклюдов. 1996. С. 108]; такие герои могут убивать не только врагов, но и представителей своего мира. Генетически это объясняется демоноборческим пафосом эпоса: “для успешного выполнения своей миссии – очищения земли от чудовищ – герой должен быть соизмерим с ними и даже уподоблен им” ([Неклюдов.1996. С. 111]. На более архаическом уровне мы обнаруживаем змеиные черты у змееборца. См.: [Пропп.1996. С. 276-280]).

После гибели Патрокла гнев Ахилла переносится с Агамемнона на Гектора, так что ссора оказывается исчерпанной. Агамемнон вынужден склониться перед Ахиллом так же, как князь Владимир – перед заточенным в погребе Ильей Муромцем. Строптивый герой торжествует над эпическим государем.

Итак, само первое сопоставление русских былин и греческой поэмы показало, что общим является не только мотив ссоры как завязки сюжета, но и другие темы: удаление от битвы (хотя формы и мотивации различны), враждебность героя к своим (проявляемая в большей или меньшей степени) и, наконец, признание эпическим государем своей неправоты. Что касается божественного происхождения Ахилла, то оно находит определенную параллель в сверхъестественном происхождении богатырской силы Ильи Муромца.

Мотив “Гибель младшего героя”: сражение Патрокла с троянцами. Завязка этого мотива та же, что и в былине о Ермаке: удаление самого могучего из воителей от битвы провоцирует его младшего спутника выйти на бой самому. “Младший” здесь – термин, а не обозначение возраста: как известно, Патрокл годами старше Ахилла, однако уступает ему в воинской силе; в мировом эпосе такой персонаж очень часто действительно юноша, выходящий на свой первый (нередко и последний) подвиг. Несмотря на неспособность поднять копье Ахилла, “младший герой” обрушивается на вражеское войско с невероятной мощью, сокрушая множество бойцов (XVI, 284-311, 394-507, 692-697), более того, только личное вмешательство Аполлона в бой не дает Патроклу взять Трою самому (XVI, 698-709) – точно так же, как личное вмешательство Ильи не дало Ермаку истребить всё войско Калина. Заметим, что хотя Аполлон представляет враждебную младшему герою силу, а Илья Муромец – “свою”, мотивации поступков их обоих одинаковы: воспрепятствовать тому, чтобы победу одержал “младший герой” (именно так следует понимать слова Ильи “Оставь нам хоть поужинать”). Остановить такого героя может только смерть– Патрокла последовательно поражают Аполлон, Эвфорб, Гектор (XVI, 786-823). Подчеркнем еще раз, что причиной смерти такого героя является не его слабость по отношению к главному, а его сила, которая содержит в себе угрозу для заданного хода вещей: Патрокл способен взять Трою вопреки всем пророчествам, Ермак, как отмечал В.Я. Пропп, нарушает приказ Ильи только сосчитать врагов и своевольно едет биться [Пропп.1955. С. 333]. Повторим, что очень часто именно страх перед силой “младшего героя” заставляет главного героя вольно или невольно спровоцировать его гибель.

Мотив “Бой главного героя с войском”. В целом “Илиада” представляет собой цепь поединков и мало связана с греческой реальной тактикой [Зайцев. С. 407]; мифологический мотив сражения одного героя против войска там присутствует. Так, Ахилл говорит о своей способности в одиночку обратить вспять троянцев, от которых терпят поражение греки (XVI, 71-73); дух реки Скамандр восклицает: “...скоро обитель владыки Приама / Он разгромит; устоять перед грозным трояне не могут!/ ... Он побеждает теперь и господствует в брани, как боги!” (XXI, 310-315); хотя торжество Ахилла в битве объясняется помощью ему богов, всё же мы видим картину победы героя над войском (XXI, 1-16); наконец, крайне архаичен мотив гибели троянцев от крика Ахилла (хотя и здесь смертоносная мощь крика объясняется тем, что вместе с героем кричит Афина), мифологичность этого мотива усилена тем, что от этого звука умирают только враги, но он безвреден для ахейцев (XVIII, 217-233) (Другими примерами звука, разрушающего вражеские твердыни, но безвредного для своих, являются иерихонские трубы и пение Ангирасов в ведическом мифе Вала (относительно последнего нам приходилось писать: [Баркова. Мифология. С. 18-19, 42]). Тот факт, что почти все исключительные деяния героя предстают как следствие божественного вмешательства, является элементом древнегреческой поэтики, о чем подробно писал А.Ф. Лосев [Лосев.1982. С. 320-323], и не может закрывать общеэпический уровень в трактовке мотива.