Эдит Гамильтон - Мифология. Бессмертные истории о богах и героях

Прометей пытался успокоить Ио добрыми предсказаниями, однако признал, что избавление не будет скорым. А пока ей предстоит снова скитаться по диким, враждебным краям. Многие места сохранят память о ней. Море, вдоль которого Ио в безумии мчалась, спасаясь от слепня, будет в честь нее именоваться Ионическим, а пролив, который ей предстоит переплыть, получит название Босфор, «коровий брод». Но настоящим утешением для Ио должно быть другое: однажды она доберется до Нила и там Зевс вернет ей человеческий облик. Ио родит ему сына по имени Эпаф и будет жить до конца своих дней в благополучии и почете.

предрек ей Прометей. Этим дальним потомком Ио будет Геракл, величайший из героев, с которым едва ли кто-то из богов сможет тягаться. Именно он в конце концов и освободит Прометея.

Эта история, чья сюжетная занимательность, изящная декоративность и яркая красочность образов идеально соответствуют ренессансным представлениям об античности, целиком взята из произведения александрийского поэта II в. до н. э. Мосха. Никому не удалось изложить этот миф лучше.

Ио была не единственной возлюбленной Зевса, оставившей след в географии. Гораздо большую известность получила Европа — дочь правителя финикийского города Сидон. В отличие от несчастной Ио, дорого заплатившей за свою известность, Европе несказанно повезло. За исключением нескольких ужасных минут, которые ей пришлось пережить, переплывая на спине быка глубокое море, других испытаний на ее долю не выпало. Чем все это время занималась Гера, история умалчивает, но, судя по всему, она ослабила бдительность, и ее супруг был волен делать что угодно.

Чудесным весенним утром, поглядывая с небес на землю, Зевс увидел восхитительную картину. Красавица Европа проснулась чуть свет, обеспокоенная, как некогда Ио, увиденным во сне, только вместо сгорающего от страсти бога ей явились два континента в облике женщин, каждая из которых тянула ее к себе. Азия утверждала, что дала ей жизнь и потому Европа принадлежит ей, а другая, пока безымянная, заявляла, будто девушка подарена ей самим Зевсом.

Пробудившись от этого странного видения, посетившего ее на заре, когда чаще всего наведываются к людям вещие сны, Европа не попыталась снова заснуть, а решила отправиться со своими подругами-ровесницами — девушками из знатных семей — на прекрасные цветущие луга у моря. Это было их любимое место встречи — там они танцевали, купались в устье реки или собирали букеты.

На этот раз, зная, что цветы сейчас хороши, как никогда, все взяли корзины. У Европы корзина была сделана из золота, украшена изысканной резьбой и литьем, иллюстрирующими, как ни парадоксально, историю Ио — ее бегство в коровьем обличье, гибель Аргуса, прикосновение божественной длани Зевса, превращающее страдалицу обратно в женщину. Это бесценное сокровище, «дивное диво для глаз» [125] Здесь и далее в сюжете о Европе: Мосх. Европа. Перевод М. Е. Грабарь-Пассек. , создал не кто иной, как Гефест, божественный мастер с Олимпа.

Цветы, которым предстояло наполнить это чудо из чудес, были под стать самой корзине: душистые нарциссы, гиацинты, фиалки, желтые крокусы и — самые роскошные — алые дикие розы. Девушки собирали цветы, в упоении порхая по лугу, одна обворожительнее другой, однако Европа своей красотой затмевала всех, как богиня любви Афродита затмевает прелестных харит. Вот она-то, богиня любви, и стала виной тому, что произошло дальше. Когда Зевс с небес любовался очаровательным зрелищем, Афродита, единственная (кроме своего сына, озорника Эрота) способная подчинить себе Громовержца, послала роковую стрелу ему в сердце, и он тотчас без памяти влюбился в Европу. И хотя Гера была где-то далеко, Зевс решил, что предосторожность не помешает, поэтому, прежде чем предстать перед Европой, принял облик быка. Не такого, который ходит под ярмом или пасется на выгоне, вовсе нет. Это был самый прекрасный из всех когда-либо существовавших быков — с лоснящейся каштановой шкурой, серебряной звездой во лбу и крутыми, словно молодой месяц, рогами. При всей своей неотразимости он выглядел настолько смирным, что девушек его появление не испугало, наоборот, они тут же обступили его и принялись гладить, с наслаждением вдыхая его благоуханный аромат, круживший голову сильнее, чем запахи луговых цветов. Он потянулся к Европе и, когда она ласково коснулась его, замычал мелодичнее самой сладкоголосой флейты.