Анна Соле: Последний портрет Леонардо

И Роберт побежал давать указания: сначала шофёру, а затем повару – необходимо было продумать завтрашний обед. После этого он сделал несколько звонков и отменил все запланированные на завтра встречи, а следом ему пришла в голову мысль, что неплохо было бы купить любимое вино Генри. Так как магазины уже закрылись, на следующий день утром он поехал на поиски вина. Нашёл его лишь в специализированном магазине в Мюнхене, и, потратив в хлопотах больше часа, Роберт ворвался домой за 10 минут до приезда дяди не столько запыхавшийся, сколько довольный – вино было куплено, а все эти разъезды помогли ему поменьше думать о предстоящем разговоре.

Мерседес медленно подкатил к двери, Роберт распахнул дверцу машины и подал Генри руку.

– Ну, здравствуй, сынок, – сказал дядя, выходя из машины.

Он слега похлопал племянника по плечу, потом обошел его и стал с явным удовольствием разглядывать замок. Так они и стояли – Генри, любующийся на замок, и Роберт, не сводящий глаз со старика, причём его восторг был не меньшим. Дядя словно помолодел лет на десять – в голубых глазах появились блеск и оживленность, куда-то ушла сутулость.

– Ну-ка, мой мальчик, побалуй стрика, – сказал он. – Покажи мне своё приобретение.

И Роберт начал показывать и рассказывать. Сначала они сделали круг вокруг замка, потом прогулялись по парку и снова вернулись назад. Роберт видел, что так же, как когда-то и он сам, Генри влюбился в это восхитительное архитектурное творение старых мастеров; что так же, как и он, дядя видит радость замка и отвечает ей свой радостью и чувствует в нём своего друга.

Роберт рассказывал, скорее для того, чтобы не сглазить хорошего впечатления, о своих трудностях – в каком запущенном состоянии он его приобрёл, сколько пришлось вложить в реставрацию, какие работы были сделаны, а Генри молчал и кивал. Уже после того, как они вошли в дом и осмотрели первый этаж, дядя бросил фразу:

– Поздравляю тебя, сынок. Ты сделал очень правильный выбор.

И Роберт, прекрасно знавший, что услышать из уст сдержанного и скупого на похвалу Генри такие слова было наивысшей наградой, покраснел от удовольствия.

– Давай попьем чая. Ты, наверное, устал с дороги, – предложил Роберт, приглашая дядю в столовую.

– Ничего я не устал. От чая, конечно, не откажусь, но пусть его принесут в кабинет, – ответил Генри.

«Конечно же, тайник, – усмехнулся про себя Роберт. – Генри просто не терпится его осмотреть».

Роберт сделал распоряжение слуге о том, чтобы чай принесли наверх, и они поднялись на второй этаж. Открыв дверь кабинета, он пропустил Генри вперёд, но дядя, войдя в комнату, даже не взглянул на стол, а прямиком направился к стене, покрытой деревянными панелями. Он всматривался в каждую из них. Наклонялся ближе, и, чуть ли не водя носом по дереву, изучал тонкий рисунок; после делал шаг назад и любовно смотрел на изумительно выписанных птиц, цветы и гроздья ягод; потом приседал, рассматривая нижние росписи, а следом, запрокинув голову, внимательно вглядывался в верхний ряд. Этакий медленный своеобразный танец – шаг вперёд, назад, на корточки, и вверх, неизменно сопровождаемый возгласами восхищения:

– Ты только посмотри, Роберт, какая красота… Это же великолепно, – говорил он, цокая языком, показывая на какие-то незнакомые ему ягоды. – А цветы, ты полюбуйся!

Очень долго Генри шел по периметру комнаты, не пропуская ни одной панели, ни одного рисунка, а Роберт ждал. Чай давным-давно остыл, Роберт изнывал от нетерпения и уже более не отвечал на всплески восторга дяди, а тот всё продолжал разглядывать и ахать.

– Генри, письма лежали в столе. Может быть, ты осмотришь стол? – не выдержал Роберт.

– Стол? Что стол? Это не так интересно, как росписи, – отмахнулся он и продолжал неторопливое исследование.

Уже пришел слуга за посудой и Роберт знаками, чтобы не отвлекать Генри, попросил его ещё раз подогреть чайник и принести вторично.

Слуга вернулся с горячим чайником, и только когда Генри осмотрел последнюю панель, он повернулся к племяннику с таким счастливым выражением лица, будто бесценные сокровища висели прямо здесь, на стенах кабинета.

– Ну что же, а теперь можно и чай попить, – потер руки Генри.

Чай пили молча и долго. Роберт всё ждал от Генри вопроса о письмах, но тот не проронил ни слова, лишь, как казалось Роберту, излишне громко прихлёбывал горячий ароматный напиток. Наконец, допив свой чай, Генри отодвинул чашку и спросил:

– И где же был тайник?