Роберт долго не уходил с террасы, боясь, что постигнутая им сегодня магия совершенства разрушится при одном его неловком движении. Потом, всё же решившись, осторожно сделал шаг…, нет, всё оставалось – и чувство покоя и внутренней лёгкости, ощущение счастья и полёта, и, взглянув ещё раз на долину, убедившись в том, что красота здесь, никуда не исчезла, он успокоился и направился гулять по парку.
Не замечая ни усталости, ни голода, не обратив внимания на то, как последние туристы покинули Амбуаз, и лишь внутренне обрадовавшись тишине, он обходил и исследовал каждый уголок. Осмотрев всё, опять вернулся на своё место, туда, где плато нависало над долиной и рекой, и в этот миг сотворённая господом праздничная феерия предстала перед его глазами – горизонт медленно превращался в огненно-жёлтую реку. Следом начали меняться краски, отливать розовым деревья и цветы, и, повернув голову, он увидел тень юной королевы, почти девочки, сидящей в кресле, а рядом с ней могучего старца, рисующего её портрет…
– Месье, мы закрываемся. Прошу Вас покинуть замок.
Роберт вздрогнул и удивлённо уставился на служительницу, говорившую ему на английском. Он не успел ничего ответить, как она повторила свою просьбу:
– Я во второй раз к Вам обращаюсь. Прошу Вас выйти.
Лишь тогда спохватился:
– Да, да. Я ухожу.
Он вышел последним, а когда спустился вниз, в город, понял, что весь сегодняшний день, с самого утра, провёл в Амбуазе. «Ну что же, завтрашний день начну с Клу-Люсе», – решил он для себя.
Если Амбуаз это колосс, великий, неустрашимый, гордый, одетый в шикарный белый камзол, отороченный серым бархатом, то Клу-Люсе – его маленький верный паж. Когда-то Анна Бретонская любила наряжать своих пажей в красный роб с широкими рукавами, в разрезах которых выглядывала ярко-желтая подкладка, и в шапочки – токи с перьями тех же цветов. Клу-Люсе был сделан из красного и белого камня (красный с лица и белый с изнанки), двухэтажный, с высокой шапочкой – крышей, маленькими башенками, резьбой и крохотной террасой.
Внутри замка было довольно просторно и уютно. Здесь жил Леонардо, он поднимался по этим ступеням, спал в этой комнате, думал, писал, делал множество опытов, радовался и огорчался. Охват мысли гения просто огромен. Прошло почти 500 лет, за эти годы сделаны тысячи открытий и изобретений, появились абсолютно новые материалы и технологии, но до сих пор тайны великого да Винчи манят своей загадкой…
Январь 1517 года. Замок Клу-Люсе
За окном гремит гром.
Леонардо да Винчи сидит в большом кресле, стоящем в глубине комнаты, и, кутаясь в тёплое одеяло, думает лишь об одном – поскорее бы кончилась эта гроза. Так же, как в детстве, он безумно боится громовых раскатов…
У него необычные пристрастия – он считает совершенством всё, что создано природой: животных, птиц, травы, деревья, реки, горы, моря; ему нравятся страшные, отпугивающие лица людей; доставляет удовольствие смотреть на казнь, но он не переносит пения монахов, звона колоколов, крика младенцев, и боится грозы.
Часы пробили полночь, однако Леонардо не покидает своего кабинета и не хочет зажигать свет. Он ожидает гостей.
Вчера в Амбуазе состоялось посвящение дворян в рыцари ордена Архангела Михаила. После того, как новообращенным вручили орденские цепи, во дворе замка были организованы состязания – схватка льва с тремя огромными сторожевыми псами. В этой схватке победили, отчего-то, псы. Их пришлось оттаскивать ото льва, чтобы те его не разорвали. И уже после этой сомнительной победы какой-то незнакомой паж передал Леонардо записку на языке посвящённых. В ней говорилось, чтобы сегодня в полночь он не спал – к нему придут с визитом.
За долгие годы своей жизни да Винчи прекрасно научился понимать и использовать язык птиц. Много лет назад случайное знакомство с бродячими артистами открыло ему, юноше, делавшему свои первые шаги в мастерской Андреа Верроккьо, дверь в мир древних книг, тайн и ошеломляющих знаний ордена гульярдов. Привлекали Леонардо не столько доктрины этого общества, сколько старинные манускрипты с востока и записи древних греков. Тогда, в благодарность менестрелям, он подарил им одну из своих Мадонн и до сих пор, уже более полувека, был бесконечно признателен тем случайно встреченным бродягам за пропуск в мир сыновей Гуля. Он не сомневался – Мадонна окупилась сполна.
После той встречи Леонардо начал писать в зеркальном отражении. А с годами, невольно, сам не замечая этого, всё чаще в своих трудах стал переходить на язык посвящённых, упуская гласные и соединяя слова…
Читать дальше