Григорий Саркисов - Мудрый Гиллель. Еврейские притчи и сказки

© Григорий Саркисов, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Давным-давно, во времена такие древние, что уже и не упомнить, жил в Ашкелоне человек по имени Гиллель. Славился он не только мудростью, но и долготерпением. Начнет, бывало, жена его, Равула, скандалить, а он только головой кивает, – мол, права ты, Равула, твоя правда.

– Твердый мужчина – как железный прут, – говорил он в таких случаях сам себе. – Сломать его невозможно, вот Равула меня и пилит…

Словом, золото человек был, – ни разу в жизни ни с кем не поругался!

И вот однажды два его соседа, Аарон и Елисей, заспорили, – можно ли рассердить Гиллеля?

– Если я его рассержу, ты дашь мне четыреста зуз, – сказал Аарон.

– А если я его рассержу, – ты дашь мне четыреста зуз, – сказал Елисей.

Ударили по рукам, и пошли к дому Гиллеля. А была пятница, и Гиллель как раз в это время только в ванну залез, чтобы к субботе помыться. Сел он в ванну, а тут крик с улицы:

– Гиллель! Гиллель!

Оделся Гиллель, вышел на улицу:

– Что угодно тебе, сын мой?

– Хочу задать тебе один вопрос, – говорит Аарон. – Отчего у вавилонян головы неправильной формы?

– Потому что у вавилонян нет хороших повивальных бабок, – отвечает Гиллель с улыбкой.

Ушел Аарон несолоно хлебавши. Гиллель опять в ванну залез. Только мыться начал, – опять кричат:

– Гиллель! Гиллель!

Это Елисей к нему пришел. Оделся Гиллель, вышел на улицу:

– Что угодно тебе, сын мой?

– Хочу задать тебе один вопрос, – говорит Елисей. – Отчего у тармудян глаза больные?

– Оттого, что они в песчаной пустыне живут, – отвечает Гиллель с улыбкой.

Ушел Елисей несолоно хлебавши. А Гиллель опять в ванну залез. Только мыться начал, – опять крики:

– Гиллель! Гиллель!

Оделся Гиллель, вышел на улицу, смотрит, – там Аарон с Елисеем дерутся.

– Почему вы деретесь? – спрашивает Гиллель.

– Мы деремся из-за тебя, – кричат Аарон с Елисеем, продолжая мутузить друг друга. – Мы поспорили, что сможем тебя рассердить. Скажи, на кого из нас ты рассердился?

Подумал Гиллель, и сказал:

– Давайте я с вами по одному поговорю.

Отвел в сторонку Аарона, и спрашивает:

– А на что ты поспорил с Елисеем?

– На четыреста зуз.

– Хорошо, – говорит Гиллель. – Я скажу Елисею, что ты меня рассердил, и он даст тебе четыреста зуз. Но за это ты дашь мне сейчас двести зуз.

Согласился Аарон, – все же какая-никакая, а прибыль получится, – и тихонько сунул Гиллелю двести зуз.

Потом Гиллель отвел в сторонку Елисея, и спрашивает:

– А на что ты поспорил с Аароном?

– На четыреста зуз.

– Хорошо, – говорит Гиллель. – Я скажу Аарону, что ты меня рассердил, и он даст тебе четыреста зуз. Но за это ты дашь мне сейчас двести зуз.

Согласился Елисей, – все же какая-никакая, а прибыль получится, – и тихонько сунул Гиллелю двести зуз.

Гиллель подошел к Аарону, и шепнул ему на ухо:

– Ты меня рассердил!

Потом подошел к Елисею, и шепнул ему на ухо:

– Ты меня рассердил!

И ушел в дом. Залез в ванну, моется, а с улицы крики, шум, – Аарон с Елисеем дерутся.

Но Гиллель к ним выходить уже не стал.

– Пусть, – говорит, – дерутся, раз хотят, я сердиться не буду!

В тот день, когда родился Гиллель, римский прокуратор издал указ, воспрещающий евреям совершать обряд обрезания.

– Мыслимо ли повеление Господа нашего нарушить, а приказание этих нечестивцев исполнить? – сказал себе отец Гиллеля, богобоязненный Агав.

И, не колеблясь нисколько, совершил обрезание новорождённого.

Узнал об этом римский наместник в Ашкелоне. Призвал к себе Агава, и кричит:

– Как дерзнул ты нарушить повеление кесаря и его прокуратора?!

– Я исполнил повеление Бога, – ответил Агав.

– Раз так, я отправлю твою жену Лию и младенца в Ерушалаим, пусть прокуратор решит, как с ними поступить.

И отправил Лию с маленьким Гиллелем в Ерушалаим.

После целого дня пути остановилась мать с ребёнком на ночлег в доме одного знакомого римлянина. У этого римлянина тоже был новорождённый сын, которому отец дал имя Антонин. Мать Антонина была дружна с Лией.