Григорий Саркисов: Мудрый Гиллель. Еврейские притчи и сказки

При римлянах Гиллель пытался по мере сил даровать духовное успокоение евреям. Два года, умирая со страху, он всё же умудрялся обманывать гонителей, и отправлял религиозные таинства в нескольких общинах. Но пришёл день, когда Гиллеля схватили центурионы, и бросили его в тюрьму римского прокуратора. Там уже сидел рабан Агав, который целыми днями молился и стенал. А Гиллель спокойно спал.

– Почему ты спишь всё время? – спросил Агав. – Разве тебе не страшно?

– Мне было страшно, пока меня не схватили, – ответил Гиллель. – А теперь надо уже не бояться, а надеяться…

Однажды Гиллель отправился в Ерушалаим, взяв с собой осла, петуха и фонарь. К вечеру дошёл он до одной деревни и попросил ночлега, но тамошние жители прогнали его, да ещё и надавали тумаков.

– Всё, что Бог ни делает, – всё к лучшему, – подумал Гиллель, и поплелся ночевать в лес. Устроился поудобнее, съел кусочек хлеба, вдруг слышит, – петух кричит. Вскочил Гиллель, но увидел только хвост лисицы, убегавшей прочь с петухом в зубах.

– Всё, что Бог ни делает, – всё к лучшему, – подумал Гиллель, и сел читать Тору при свете фонаря.

Вдруг поднялся ветер и задул огонь.

– Всё, что Бог ни делает, – к лучшему, – подумал Гиллель, и тут же заметил, что в темноте сбежал осёл.

– Всё, что Бог ни делает, – к лучшему, – подумал Гиллель.

На следующее утро, пройдя всю дорогу пешком и уладив своё дело в Ерушалаиме, Гиллель возвращался в Ашкелон. Дойдя до деревни, в которой с ним так скверно обошлись, он, к своему удивлению, не нашел там ни единой живой души. Оказывается, той же ночью, когда он просил ночлега и получил отказ, пришли разбойники и всех поубивали.

– Неисповедимы пути Господни, – подумал Гиллель. – Разреши мне жители деревни остаться, разбойники убили бы меня вместе со всеми. А судя по следам, пришли они из лесу, – значит, были они в нём одновременно со мной. Стоило им услышать крик петуха, или рев осла, или заметить свет фонаря, – и меня бы уже не было в живых. Воистину, все, что Бог ни делает, – все к лучшему!

Когда рабан Элиэзер заболел, пришли к нему ученики, и стали плакать, да убиваться. А Гиллель – хохочет.

– Ты чему так радуешься? – спросили его. – Ведь Элиэзер вот-вот умрет!

– Я радуюсь за Элиэзера, – ответил Гиллель. – Когда видел я его богатый дом, полные зерна амбары и тучные стада, – я скорбел, ибо опасался, что такая хорошая земная жизнь лишит его награды на Небесах. Ныне же, видя его в таком ужасном состоянии, я радуюсь за него, ибо Господь наш обожает страдальцев!

Однажды пришел к Гиллелю в Ашкелон иноверец из Беер-Шевы, и говорит:

– Я приму вашу веру, если ты научишь меня всей Торе, пока я в силах буду стоять на одной ноге.

– Хорошо, – сказал Гиллель. – Повернись ко мне спиной и встань на одну ногу.

Повернулся иноверец, встал на одну ногу, а Гиллель ударил его палкой по голове.

– Что ты делаешь?! – завопил иноверец, потирая шишку на затылке. – Ты с ума сошел?

– Нет, я преподал тебе суть Торы, – ответил Гиллель. – Не делай ближнему того, чего не желаешь себе. Все остальное – толкования.

Однажды Гиллель отправился на прогулку со своим учеником Авдиесом. Проходя мимо возделанного поля, Гиллель сказал:

– Это поле прежде принадлежало мне, и я продал его, чтобы получить возможность всецело посвятить себя изучению Торы.

Дальше шла оливковая роща.

– И эта роща была моей собственностью, и я также продал её ради изучения Торы, – сказал Гиллель.

За рощей был виноградник.

– Когда-то и этот виноградник был моим, и я продал его ради изучения Торы, – сказал Гиллель.

Тут Авдиес не выдержал и зарыдал.

– Почему ты плачешь? – удивился Гиллель.

– Я плачу, думая о том, что ты, учитель, остался на старости лет ничем не обеспеченным…

– Ты молод и глуп, – рассмеялся Гиллель. – Все, что я продал, сотворено всего за шесть дней, зато я приобрел сокровище, на появление которого даже самому Господу потребовалось целых сорок дней!

Однажды Гиллель пришел в Ерушалаим и увидел римского прокуратора. Он долго смотрел на него, а потом спросил:

– Прокуратор, ты случайно не еврей?

– Нет, – ответил прокуратор.

Через минуту Гиллель опять спросил:

– Прокуратор, ты точно не еврей?

– Нет, не еврей, – ответил прокуратор.

Через несколько минут Гиллель опять спрашивает: