Егор Колотвин - Тело упыря

Подобно гиене, он мчался через поле. В голове не проскакивала ни одна мысль, только страх, заставляющий бежать в неизвестном направлении. Он смотрел перед собой и даже не думал останавливаться, пока вдруг разум не прояснился:

«А куда мне бежать? К кому? На кладбище? Или к участковому? Боже, да куда же я в таком виде?», – подумал он и крепко зажмурился от гнева и безнадежности, охватившей его в тот момент. На каждый скачок, руки с жуткими когтями вылетали вперед. Как только юноша их увидел, то сразу одернул назад и от того упал прямо лицом в землю, перекрутился и распластался среди стеблей пшеницы.

При падении кончик языка попал между острых зубов, и они отсекли его, словно гильотина. Солоноватая кровь наполнила рот. Он тут же проглотил ее и облизал губы, а после начал обсасывать язык, стараясь выжать из него еще крови, но тут же вздрогнул, встал на корячки и сплюнул в землю.

– Да что со мной такое?! – закричал парень на все поле и упал лицом вниз, обхватив голову руками.

Ветер выл над юношей, а колосья хлестали по спине. Где-то рядом шептал лес, словно обращаясь к Евгению. Ему казалось, что все они говорят с ним, кричат, требуют от него объяснений, которые он даже себе не мог дать. Женя закрывал уши, стараясь заглушить их голоса, но тогда его собственные лихорадочные мысли становились громче. Его вновь стало все теснить. Теснило противное ему тело. Юноше хотелось вырваться из него, порвать одежду, порвать кожу и выскочить из плоти прочь.

«Оставьте меня! Оставьте! Не трогайте! Я ничего не знаю! Пожалуйста! Помогите мне!».

Язык случайно коснулся острых зубов, и Евгений, ощутив сильную жажду, вновь начал его обсасывать, но резко остановился, опять поймав себя на этом занятии.

«Не слушаются!», – он сжал ладонь в кулак и начал бить себя по голове, стараясь вернуть контроль, но мысли кружились в голове, вертелись как ураган, из которого он ничего не мог взять. Ураган затягивал его самого.

Взгляд темных глаз Евгения также вращался и крутился. Тошнота подступила к горлу, и юноша свалился на спину, уставший от бреда и своего лихорадочного состояния. Он раскинул руки и почувствовал, как оцепенение и апатия наваливаются на него, как успокаивается голова, а ему становится решительно все равно на то, что случилось.

«Ничего не хочу. Плевать. Останусь здесь и буду лежать», – он смотрел на небо, следил за луной, молчаливо взиравшей на него в ответ.

Ему внезапно стало приятно ее бледное мраморное лицо. Оно приносило прохладу в голову и успокаивало мысли. Маленький светящийся диск среди мрака.

«И ровно надо мной», – подумал Евгений в своем новом и шатком спокойствии, которое казалось ему лишь затишьем перед новой бурей. Короткой передышкой между приступами бреда, чтобы не сойти с ума окончательно.

«Нужно решать, что делать», – боязливо подумал юноша, опасаясь нарушить свое хрупкое спокойствие, а потому начал размышлять осторожно, не напоминая себе о зубах и когтях. Даже язык расслабил, точно не было необходимости держать его подальше.

«Нужно в город бежать… Точнее идти. Найти врачей, хирургов всяких. Удалить эти… Они вылечат, наверняка вылечат».

Он резко переменился в лице.

«От чего вылечат? От того, что уже один раз умер? Тебя не заживо похоронили, а мертвого. На пику же упал. Что за болезнь такая, что человек воскресает?».

«Генетическая», – тут же ответил он сам себе, заранее подготовленной фразой, – «Вдруг и у Андрея такая была? Логично ведь».

Однако логичным ему это не казалось. Не мог мертвый воскреснуть, после такого.

«Нет, друг, сам же понимаешь. Сам же догадываешься, какая это проблема! Не научная, совсем не научная».

– А какая? – спросил он себя с дрожью в голосе, лишь бы отсрочить ответ, который и так уже знал.

– Религиозная, – как приговор прозвучал собственный голос, и только паника начала охватывать его самого, добавил: – А религиозную проблему нужно решать в церкви. Не врачи тебе помогут, а Бог.

С этими мыслями, он поднялся на ноги и, сам дивясь тому, как легко поддался такой идее, побрел через поле к лесу, где раскинулось кладбище с церковью.

Уже выходя из колосьев, он не верил в состоятельность своей затеи и сам полагал, что с бреду так решил. От эмоционального перенапряжения поверил, что какой-то Бог ему поможет, но, несмотря на это, точно загипнотизированный, продолжал идти.

«Семен Захарович поможет», – вдруг объяснил он себе свой поступок и твердо решил, что так и есть. И убедился в этой мысли так крепко, что и забыл о своем отвращении к батюшке, отпевавшем Андрея.