Павел Крусанов: Калевала

— Что ж, — согласился Вяйнемёйнен. — Я певец безыскусный, жизнь в родных лесах прожил одиноко, да и слышал там только кукушку. Начинай, поделись, в чем сведущ.

И раскрыл ему Йоукахайнен свою мудрость — рассказал, что в крыше есть дыра для дыма, а в печи есть очаг для огня, что тюлень на мелководье у берега ловит лососей и сигов, что отважная щука мечет икру свирепой зимой, а горбатый окунь — летом, что северяне пашут на оленях, а южане — на кобылах, что на горе Писа растут ели, а на горе Хорна — сосны, что озеро Халляпюеря огромно, что река Вуокса неукротима, что водопад Иматра страшен.

— Бабья мудрость, ребячий ум! — потешался Вяйнемёйнен. — Расскажи о сокровенном — о вечных глубинах, о началах вещей.

И поведал Йоукахайнен, что синица — из птичьей породы, а гадюка — змея, что ерш — речная рыба, а минога — червь, что кипятком можно ошпарить, а пламенем — обжечь, что из всех лекарств старее прочих вода, что пена — средство в заклинаниях, что первый чародей — создатель, что вода явилась из горы, а огонь упал на землю с неба, что железо выпекают из болотной ржави, а медь родится на скалах, что древнее всех земель — трясина, что ива старше остальных деревьев, что дупла — первые жилища, что камни — первая посуда.

— Всю глупость выложил, — засмеялся Вяйнемёйнен, — или еще припомнишь?

— Нет, осталось немного, — сказал молодой Йоукахайнен и припомнил седую старину: как вспахал он когда-то море, как выкопал рыбам ямы, как опустил морское дно, распростер вширь озера, воздвиг горы и накидал скалы.

— Я был шестым из могучих, — похвалился лапландец, — это я сотворил землю и заключил воздух в границы, я направил в небе месяц и поставил солнце, это я забросил ввысь Медведицу и рассыпал по своду звезды…

— Да ты врешь без всякой меры! — осадил хвастуна Вяйнемёйнен. Крепко помнил он тайны творения, через пуповину взятые знания матери, и сказал со смехом, что никогда не был Йоукахайнен при начале начал, что не видел его и не слышал о нем тот, кто поставил солнце и построил небесный свод, что в бахвальстве юнец превзошел даже собственную глупость, а это лишь дураку из дураков по силам.

— Ты осмеял мой разум, — сверкнул глазами Йоукахайнен, — так меч мой его оправдает! Ну-ка, кончай зубоскалить, давай посмотрим, чей меч острее!

Но не стал Вяйнемёйнен мериться мечом с лапландцем — не страшили его ни мудрость, ни хитрость Йоукахайнена, обнажить же клинок против негодного юнца посчитал вещий старец недостойным. Так и сказал сопернику. Обозлился не на шутку лапландец, затряслась у него косматая голова, и рот перекосился от ярости.

— Раз боишься мериться мечами, — сказал он Вяйнемёйнену, — тогда я тебя песней превращу в свиное рыло — будешь у меня в хлеву валяться в навозной куче!

Гнев охватил Вяйнемёйнена после этой неуемной дерзости, и сам он запел вещую руну — вняли его словам земные силы, и тут же всколыхнулись озера, задрожали горы, покрылись трещинами и осыпались скалы. Поет Вяйнемёйнен, и на дуге саней незваного гостя разрастаются побеги, на хомут наседает ива, на шлее ветвится верба — и вот уже стали его узорчатые сани прибрежным тальником, кнут с жемчужной рукоятью обратился камышом, белолобый конь застыл скалой, меч взлетел яркой молнией в небо, из раскрашенного лука вышла над морем радуга, стрелы разлетелись ястребами, а сам лапландец по колено ушел в землю. Хочет Йоукахайнен освободить ноги, но они точно обуты в камень. Тут только понял он, что ступил не на ту дорогу — не по силам ему состязаться в песнопении с Вяйнемёйненом, — и ледяной неодолимый страх застудил ему душу.

— Отпусти меня! — взмолился лапландец. — Возьми назад заклятия — дам тебе выкуп, какой пожелаешь!

И предложил Йоукахайнен на выбор два славных лука — один на диво меткий, а другой бьет с небывалой силой. Но отказался вещий старик:

— У меня луков столько, что все стены увешаны. Мои луки сами в лес ходят — без хозяина дичь стреляют.

Запел Вяйнемёйнен дальше, и по бедро ушел в землю лапландец. Тогда предложил он на выбор две чудные лодки — одна летит как птица, а другая возит тяжелые грузы, но снова отказался богатырский старец:

— Не хочу твоих лодок — у меня их столько, что за ними берега не видно.

Еще трижды обращался с мольбой к Вяйнемёйнену Йоукахайнен, предлагал лихих коней, богатую казну, добытую отцом его в битве, хлеб и земли своей страны, но продолжала литься вещая руна, пока по горло не ушел лапландец в земную зыбь и не набились ему в рот песок и мох, так что едва он мог говорить.