Павел Крусанов: Калевала

Тогда наточил старый Вяйнемёйнен топор и свалил на поляне все деревья — оставил лишь одну высокую березу, чтобы был отдых перелетным птицам.

В то время парил высоко над поляной орел.

— Отчего ты не тронул березу? — спросил он Вяйнемёйнена.

— Оттого, — ответил мудрый старец, — чтоб спускались к ней на отдых птицы.

— Хороша твоя забота, — сказал орел и высек в помощь Вяйнемёйнену ударом когтя пламя. От взмаха его крыльев поднялся ветер, и огонь обратил в золу и сизый дым порубленный лес.

Раскрыл Вяйнемёйнен на поляне пашню, потом из куньего мешка, из лапки желтой белки, достал заветные семена, бросил их в землю и запел такую руну:

И внял Укко, небесный властитель, песне Вяйнемёйнена: согнал тучи с четырех сторон, ударил их друг о друга мохнатыми боками и выжал на поле янтарный дождь. Недолго ждал Вяйнемёйнен всходов — истекла неделя, и вышел он на поляну, где пахал и где сеял, а там уже поднялся золотой ячмень: до груди достают ему граненые колосья, высокие стебли клонятся от тяжести, на каждом стебле — по три узла. Улыбнулся Вяйнемёйнен, осмотрелся, увидел на березе посреди поля весеннюю кукушку и запел радостную песню:

Так и исполнилось все по вещим словам Вяйнемёйнена.

Покойно и вольно жил Вяйнемёйнен в зеленых чащах Калевалы. Рождались народы и заселялись земли, сменялись зимы и старели камни, а он слагал свои мудрые песни о началах сущего, о делах минувших, о потаенных истоках вещей, и обходили стороной светлую Калевалу лихие времена и недороды. Людская молва далеко на юг и полночь разнесла вести о его вещем даре. Добрались слухи и до Похьолы.

В том северном краю, скалистом и мрачном, как изнанка мира, жил молодой Йоукахайнен — спесивый и задиристый лапландец. Услышал он однажды досадные речи, будто в долинах Вяйнёлы слагаются песни лучше тех, какие из рода в род поют в Похьоле и каким научил его отец. Зависть угнездилась в сердце Йоукахайнена — не стерпел он чужой славы и собрался в путь, в далекую Калевалу, состязаться в пении с Вяйнемёйненом. Не велели ему ни отец, ни мать, владычица рода, доверяться пустой затее, говорили, что околдуют его в чужой земле, зачаруют, оставят коченеть в сугробе, но упрям был Йоукахайнен.

— Во многом вы сведущи, — сказал он хвастливо родителям, — только я вас обоих мудрее. Захочу, и лучших певцом посрамлю, чародеев зачарую — так спою, что станет великий ничтожнее малого!

Взял Йоукахайнен в конюшне лучшего коня — из ноздрей пламя рвется, под копытами брызжут искры, — взнуздал и запряг в узорчатые сани. Уселся сам поудобнее, хлестнул коня кнутом с жемчужной рукоятью и помчался по дороге к просторам Вяйнёлы.

Долго скакал без отдыха его конь — выезжал Йоукахайнен из дома при полной луне, а прибыл в Калевалу к острому месяцу. Случилось так, что в это время старый Вяйнемёйнен был как раз на той дороге — объезжал дубравы и рощи светлой страны. Без удержу наехал на него буйный Йоукахайнен — зацепились у саней оглобли, лопнули ременные гужи, затрещали хомуты от натуги, а из дуг от удара вышел дым.

— Откуда ты родом, что не умеешь коня придержать? — озлился Вяйнемёйнен. — Зачем скачешь безрассудно? Зачем сломал мне сани?

— Я известный всем Йоукахайнен из Похьолы, — ответил лапландец. — Назовись и ты, бестолковый старик.

Вяйнемёйнен назвал свое имя и велел невеже уступить дорогу старшему. Но усмехнулся пришелец:

— Нечего нам годами меряться — какой прок в немощных сединах? Кто из нас выше мудростью, тот пусть и займет дорогу, а другой ему пусть уступит. Давай, Вяйнемёйнен, в споре решим, кто из нас сильней в познаниях и чьи песни полнее чарами.