Сказания о нартах

Хатиагский язык — язык неизвестного народа. Некоторые исследователи связывают происхождение этого названия с хетским языком.

Хор-алдар — в осетинской мифологии — владыка хлебов.

Хуртуан — зерно, рассыпанное для просушки на солнце.

Хусадаг — сухая балка.

Чинт — название неизвестного народа.

Церека панцирь — чудесный непробиваемый панцирь, принадлежавший мифическому богатырю Цереку. Панцирь этот — одушевленный, и при боевой тревоге сам надевается на тело воина.

Очерки арийской мифологии. I. Левины — Диоскуры.

См.: К. Ф. Смирнов. Сарматы. М., 1964, с. 201; Б. Граков. Пережитки матриархата у сарматов. Вестник древней истории, 1947, № 3, с. 100–121.

Во всем нартовском эпосе, с начала до конца, конь играет первостепенную роль. Некоторые кони, как, например, конь Урузмага, Арфаи, пользуются не меньшей известностью, чем сами герои. Во многих сказаниях конь наделен человеческой речью и выступает как друг и советчик своего хозяина. Угон чужих конских табунов составляет главную цель нартовских «балцов» (экспедиций). Эти черты, как и многие другие, сближают нартовский эпос с аланским бытом. Аммиан Марцеллин (XXX, 2, 19–20) пишет об аланах: «Они гонят перед собой стада крупного и мелкого скота и пасут их; но главный предмет их забот — лошади».

СМОМПК, V, 2, с. 97 сл.

«Сказка о Хагоре», СМОМПК, I, с. 80 сл.

Изв. Русск. геогр. О-ва, XX (1884), с. 40.

Сб. свед. о кавк. горцах, IV. Отд. II, с. 12 сл.

Этнограф. Обозрен. IV (1890), с. 25–43.

Культура пива и для финнов является очень древней, и финское название пива olut, как и осетинское aluton ведет к древнегерманскому alut.

Осетинский эпос и мифология. М., 1976, стр. 68–78.

В. Миллер (Осетин, этюды II, 285) отмечает, что убившее Сослана колесо зовется также колесом Фыд Иуане, то есть Иоанна Крестителя.

В. Миллер (Осетин, этюды II, 261, 285).

Имя Балсæг получилось, возможно из чечено-ингушского Малх-саг, букв, солнце-человек. Если так, то и оно связано с более новыми, уже на Кавказе усвоенными элементами аланской мифологии и, следовательно, не противоречит нашей интерпретации борьбы Сослана с Балсаговым колесом как борьбы старых культов с новыми.

См. стихотворение Коста Хетагурова «Уаслмэгрдты» («На кладбище»).

Черты старины в преданиях и быте осетин (Журн. Мин. Нар. Проев.: август 1882), с. 196–197.

Геродот, IV, 64.

Аммиан Марцеллин, 31, 2, 22.

Об аланах Аммиан Марцеллин пишет, что аланы не знают других богов, кроме Марса, которому поклоняются в образе обнаженного меча, воткнутого в землю (XXXI, 2, 23).

Дюмезиль полагает, что и у скифов первоначально речь шла о костре, хотя Геродот (IV, 62) и не говорит об этом.

Cб. свед. о кавк. горцах, IX (1876), II, с. 21.

Черты старины в сказаниях и быте осетин, с. 197.

Осетинский эпос и мифология, стр. 46.

См.: Геродот, IV, 5.

См.: Геродот, IV, 62.

Это отличительное свойство осетинского эпоса бросается в глаза в особенности при сравнении с такими однообразно сумрачными произведениями, как скандинавская Эдда, Нибелунги, ирландские саги.

«Из осетинского эпоса». 1939, с. 93.

Особая близость к Горанту заключается в том, что и у него песня служит для завлекания женщины.

Нельзя не вспомнить также песню Автандила в поэме Руставели «Витязь в тигровой шкуре».

Вспомним, что и титан Прометей был представителем старшего поколения богов, побежденный в борьбе с новым богом, Зевсом. В подтверждение нашей мысли обращаем внимание на то, что ни одного случая борьбы нартов с чисто языческими богами: богом-кузнецом Курдалагоном, богом лесной дичи — Афсати и др. Для нартов все они — «свои люди». Нарты борются только с христианизованными небожителями: Уациллами (св. Илья), Уастырджи (св. Георгий), зэдами (ангелами), Ойноном (св. Иоанном).

См. наши «Скифо-европейские изоглоссы». М.,1965.

Cм. например, его Mythe et epopee (1968), с. 453: «Именно у осетин и, несомненно еще у их отдаленных предков сформировалось ядро эпопеи, его главные персонажи. Я знаю, что, публикуя это суждение, я огорчаю моих черкесских и абхазских друзей, но magis arnica Veritas (истина дороже), в своей основе нартовский эпос — осетинский. Он был адаптирован у многих соседних народов, многообразно трансформировался, с потерями и обогащениями, приобретая в особенности различную моральную окраску».