Народ Индии - Народные повести Индии, рассказы Южной Индии

Узнав об этом, Раман переоделся пастухом и отправился на танцевальное представление.

– Я должен получить дар от императора, – сказал он стражу у первых ворот. – Половина – твоя.

Привратник пропустил его.

То же самое повторил он и у вторых ворот. И второй привратник тоже его пропустил.

Как только шут вошел в танцевальный зал, он набросился на танцора, который исполнял роль Кришны, и хорошенько попотчевал его палочными ударами.

Танцор громко захныкал.

– Ваше величество, – сказал переодетый пастухом Раман. – Пастушки били Кришну большой мутовкой – и то он не плакал. А я поколотил этого плясуна простой палкой – и он не может удержаться от слез. Какой же это Кришна?!

Советники разразились громким смехом.

Но разгневанный император подозвал слугу и велел дать шуту двадцать четыре палочных удара.

– Ваше величество, – поспешил сказать Тенали Раман, – вы щедро наградили меня за мою шутку. Но половину вашего дара я обещал дать сторожу у первых ворот, а другую половину – сторожу у вторых ворот. Разрешите, я сам вручу им ваш дар.

И он дал каждому привратнику по двенадцать палочных ударов.

Опасаясь шутовских выходок Тенали Рамана, который не щадил и самого императора, советники уговорили Кришну Деву Райю запретить ему доступ во дворец.

Послушался их император и строго-настрого предупредил шута:

– С завтрашнего дня не смей показывать глаз во дворце! Преступишь мой запрет – прикажу выпороть!

На другой же день перед дарбаром Райя узнал, что Тенали Раман присутствует на заседании совета и смешит всех своими шутками.

«Значит, он нарушил запрет!» – вознегодовал император и поспешил в зал совета. Увидев там Рамана с большим горшком на голове, он расхохотался и даровал ему свое прощение.

Кришна Дева Райя был большим ценителем искусств. Однажды повелел он соорудить около своего весеннего дворца небольшой храм. С Севера пригласили живописца, и он расписал стены изображениями красивых девушек. Все они стояли лицом вперед.

– Такой живости не может достичь в своих картинах ни один южный художник, – с гордым видом похвалялся северянин.

Раман не мог перенести его бахвальство.

– Почему ты рисуешь только перед, а не зад? – спросил он.

– Если ты хоть чуть-чуть разбираешься в искусстве, – поддел его северный живописец, – ты сможешь дополнить остальное силой своего воображения.

Император, улыбаясь, поддержал северянина:

– Ты только горазд шутить, Раман. А для того, чтобы оценивать картины, у тебя не хватает силы воображения.

Тенали Раман промолчал.

Через несколько дней он явился к Райе и сказал, что хорошо изучил живопись. Настолько хорошо, что может превзойти в этом искусстве северянина.

С позволения императора он стер все фрески северного живописца и вместо них намалевал на стенах отдельные части человеческого тела: руку, ногу, бедро, плечо.

Когда Райя вместе с северянином-живописцем и другими художниками пришел в храм для осмотра его работы и увидел, что он натворил, император сильно разгневался.

– А где же все остальные части тела? – спросил он Рамана.

– Государь, – ответил Раман, – истинные знатоки искусства могут дополнить их силой своего воображения.

Император, хотя и оценил его остроумие, был разъярен тем, что Тенали Раман испортил его новый храм, и приказал стражникам:

– Отсеките этому шуту голову!

Стражники были те же самые, которые однажды пострадали по вине Рамана. Понимая, что уж они-то его не пощадят, он решил прибегнуть к хитрости.

– О государь, – сказал он, – исполните мое последнее желание. Я уже много дней не молился богу Сурье[*] и хочу умереть, стоя по шею в реке. Когда я закончу молитву, я сам скажу стражникам: «Рубите!»

[* Сурья – бог солнца.]

Император обещал выполнить его последнюю волю.

Тенали Раман вошел по шею в реку и сделал вид, будто молится. По обеим сторонам от него стояли двое дюжих стражников с обнаженными мечами.

– Рубите! – внезапно крикнул Раман и погрузился с головой в воду. Стражники взмахнули мечами и упали оба обезглавленные.

На другой день Раман отправился к императору, надеясь, что его гнев успел уже остыть.

– О государь, – сказал он, – я подумал, что жизнь викадакави дороже любых фресок, и решил ее сберечь. Стражники же, которых вы послали меня казнить, оказались полными глупцами и сами отсекли себе головы.