Антонио Дионис: Геракл

Изменница! крик запоздал на мгновение.

Фионил сдернул покрывало и занес смертоносное оружие И тут же ошарашенно отступил Физба все еще была возбуждена мужскими ласками Так до боли знакомо вздымалась в трепетном дыхании страсти грудь. Ложбинка между грудей с капельками пота. Фионил помнил их солоноватый вкус Раскинутые безвольно ноги, и густое мутноватое семя, вытекающее из лона и стекающее по внутренней стороне бедер подруги Но Физба была одна!

Когда первое оцепенение прошло, Фионил, стыдясь сам себя, перевернул скудное убранство вверх дном, даже попытался приподнять неподъемный кованный медью ларь.

Потаскушка! Продажная девка! — бормотал он сквозь зубы, но уже не так уверенно.

Физба, завернувшись в покрывало, сердито молчала Ее матушки тоже не было видно.

Фионил наконец уселся на деревянную лавку упершись в дерево позади себя ладонями он чувствовал себя одураченным, хотя никак не мог понять, что же здесь произошло, и как мог исчезнуть на глазах тот боров, который извивался на теле Физбы.

— А теперь ты на коленях будешь ползать за мной и молить о прощении, — проронила Физба-, высматривая в темном углу нечто, видимое только ей — Но я не прощу!

Фионил почувствовал, как в сердце впиваются незримые раскаленные клещи в эту минуту он любил девушку, как никогда, даже в самые сладостные часы их ночных бдений. Белый мраморный лоб и сверкающие гневом глаза придавали фигурке на разметанной постели дьявольское очарование. Фионил ощутил медленно растущий жар внизу живота и потянулся к возлюбленной, желая ее с неистовой страстью. И эти карие бусины неспелого винограда смягчились, манили, уступали.

Когда отброшенная одежда в беспорядке сжалась у ног владельца, Физба отбросила покрывало, открывая навстречу свое тело.

Остановись, негодница! — голос, раздавшийся неведомо откуда, пригвоздил любовников к месту.

Фионил был не столько напуган, сколько зол: еще какая-то тетка приползла не вовремя! Он медленно обернулся: тетушка была на диво хороша. Лишь гневная гримаса портила прекрасное лицо; словно талантливый скульптор изваял свое творение в благородном мраморе, вложив все свое искусство и прозаложив душу в придачу, но дрогнул резец, не послушавшись мастера — и безнадежен, и погублен человеческий труд.

Но было что-то еще, что было противно человеческому глазу Физба сжалась, стараясь превратиться в ничто. Фионил присмотрелся: чудная женщина не касалась пола. Ее развевающиеся одежды открывали розовые ступни с маленькими розовыми жемчужинами пальцев. Женщина нетерпеливо переступила с ноги на ногу и, по-прежнему, не ступая на пол, приблизилась к любовникам.

Ты. — брезгливо бросила она, оглядев Физбу, но тут же обернула чудесный лик к Фионилу

И ты… Ты глуп, водонос! Тебе было даровано видение свыше! Ты не спас бы свой народ, но смог бы прослыть мучеником и героем! О тебе слагались бы легенды и песни, но ты предпочел горькой судьбе — сладость девки-подстилки. Причем не первой свежести! — брызнула вдруг желчная фраза.

Значит, все, все, что я видел: мертвые люди, пожарище, развалины вместо цветущих садов — это правда?! — ужаснулся Фионил. Все, что так долго и тщательно прятала его память, вернулось, чтобы раздавить, уничтожить. — И, значит, — тут ужас достиг апогея, — Физба бросится в пучину?!

Фортуна ошиблась, — женщина ответила коротким смешком, похожим на всхлип, — ты не достоин внимания богов! Даже и теперь тебе дороже всего твоя потаскушка. Возмездия! — голос богини, Фионил наконец признал ее, походил на карканье старой вороны.

Возмездия! — выкрикнула богиня вторично.

Упал и покатился глиняный кувшин с виноградным соком. Колеблющийся язычок светильника взмахнул крылом, далеко по углам разгоняя полумрак.

Двери хлопнули и затрепетали, словно отброшенные гигантской дланью. И тут же по хижине разлился седоватый дурман. Он туманился клочьями, завихряясь вокруг неподвижно замершего Фионила. Услужливо лизнул края одежд богини. Собрался кудрявящейся волной и двинул к окаменевшей в ужасе девушке. Туман подбирался к жертве постепенно и медленно, словно сытый хищник, забавляющийся ужасом беспомощной жертвы. Вот один из седых язычков, играючи, тронул босую ступню Физбы, выглядывающую из-под покрывала. Другой, посмелее, мазнул по судорожно сжатой в кулаки с побелевшими пальцами руке. И весь вал накрыл девушку с головой. Содрогнулись стены от пронзительного женского крика. Взвыли собаки в соседских дворах. Захлопали удивленные ставни в близких окнах. А Физба кричала, будто с нее живой сдирают кожу. Фионил инстинктивно дернулся на крик любимой, но туман крепкими путами держал его ноги, впрочем, не причиняя вреда.