Коллектив авторов - Памятники византийской литературы IV-IX веков

Следующий день был днем ристаний на ипподроме. Константину остригли бороду, обрили ресницы, волосы на голове и брови, облачили его в шелковую одежду без рукавов, посадили лицом к хвосту осла, наизворот оседланного и, под град насмешек и оплеваний, вывели через дигиппий на ипподром. Осла вел его племянник, у которого был отрезан нос. Как только он дошел до димов [482], все вскочили с мест, стали плевать и осыпать его сором и, притащив к царскому месту, скинули с осла и начали топтать ему горло. После этого его усадили напротив димов и до конца ристаний осыпали насмешками. В 25 день того же месяца царь посылает к нему патрикиев и через них спрашивает: «Что скажешь ты о вере нашей и о соборе, который мы созвали?» На это он, уже помутившись в уме, дает ответ: «Хороша вера твоя и собор, тобою созванный!», ибо надеялся умилостивить такими словами царя. Они же не медля ответили: «Вот это мы как раз и хотели услышать из твоих скверных уст! Сгинь отныне во мраке и проклятии». Этим был сказан приговор ему. Обезглавили его на Собачьей площади. Голову повесили за уши на три дня в Милии, чтобы весь народ мог видеть. Тело же привязали за ногу к веслу и перетащили через Среднюю улицу [483]на живодерню и бросили там к трупам погибших насильственною смертью. Через три дня перенесли туда же и голову. О дикое безрассудство и жестокость лютого зверя! Даже святой купели не постыдился несчастный! Ведь Константин крестил двух его детей от третьей жены. Царь и всегда был необуздан и зверонравен, но с этих пор ожесточился еще больше в своей вражде против святых церквей. Он послал за Петром, славным столпником, чтобы сняли его с камня, а когда Петр не принял царского учения, то его связали за ноги, проволокли живого через Среднюю улицу и бросили к трупам в живодерню. А других по царскому приказу сажали в мешки, привязывали им камень и топили в море, иных ослепляли, отрезали носы и бичевали. Самые разнообразные казни придумывал царь для людей благочестивых. В городе он устроил все это сам со своими единомышленниками — с патрицием и доместиком дворцовой стражи Антонием и с Петром магистром, используя для этого отряды нарочно обученных солдат. Во внешних же фемах [484]он действовал через упомянутых выше военачальников.

Его любимым занятием были — игра на кифаре и попойки. К срамословиям и пляскам приучал он и своих приближенных. А если случалось, что кто-либо, споткнувшись ли, или от боли, произносил обычные у христиан слова: «Богородице, помоги!», либо был замечен за всенощной молитвой, либо в церкви, или вообще вел жизнь благочестивую и не произносил попусту клятв, то такого человека карали, как царского врага, и имя его предавалось забвению. Монастыри, кои строились во славу божию, как прибежище людей, ищущих спасения (души), он отдал под постой единомышленным ему солдатам. Он обратил в казарму Далматскую обитель, самый знаменитый в Византии монастырь с уставом для общего житья [485]. Он разрушил до основания монастыри Каллистрата, Дия, Максимина и прочие священные дома отшельников и дев. Он предал казни тех, кто стремился покинуть высшие должности в войске и при дворе и хотел посвятить себя монашеской жизни, особенно тех, кто близко стоял к нему и посвящен был в тайны его безудержного и постыдного разгула, ибо боялся срама, которым покрыли бы его их рассказы. Так, погубил он Стратигия, брата Подопагуры. Сначала он приблизил его к себе за миловидность, ибо по распутству своему любил держать около себя красавцев, но поняв, что Стратигий противится его нечестивой страсти и открывает о ней блаженному Стефану, отшельнику монастыря святого Авксентия, и ищет исцеления души, царь обвинил его вместе с отшельником в заговоре и приказал казнить.

Город в то время при нем был полон товаров. Как новый Мидас, копил он золото и обирал земледельцев. Из-за высоких налогов люди вынуждены были за бесценок продавать то, что раньше уделяли храмам.

В том же году Никита, лжеименный патриарх, заставил выскоблить мозаику на иконах в Малом Зале патриаршего дома и вынести резные по дереву образа из Большого Зала, а на остальных иконах велел замазать лики. То же самое сделал он и в обители Аврамия [486].

Имя автора, время и место возникновения романа «Варлаам и Иоасаф» все еще остаются неясными. В течение нескольких веков авторство его приписывалось Иоанну Дамаскину, но сейчас почти все исследователи отказались от этой точки зрения; время его возникновения определяется от VII до IX в.; место возникновения — Палестина или Абиссиния, которую и греки, и византийцы называли Индией. Сюжет этого романа, в самом деле, пришел из Индии, и основой его послужила жизнь Будды (VI в. до н. э.). Но христианский автор, а может быть, несколько авторов, придали этому сюжету христианскую окраску, так что от его исконной основы осталось лишь название индийского царства. «Варлаам и Иоасаф» повествует об обращении язычников в христианство.