Джованни Боккаччо: Ворон

Я проснулся, обливаясь потом, как после тяжких трудов, будто не во сне, а наяву взбирался на гору, и в великом изумлении стал размышлять обо всем, что видел и слышал; я перебирал в памяти одно за другим и не знал, правда или нет все, что было мне говорено, по наконец пришел к заключению, что все это чистая правда, в чем впоследствии и убедился, побеседовав со многими людьми. А потом, не иначе как по вдохновению свыше, я твердо положил покинуть наяву злосчастную долину.

Видя, что солнце поднялось уже высоко над землей, я встал с постели, пошел к друзьям, нередко утешавшим меня в горестях и рассказал им по порядку обо всем увиденном и услышанном. А они превосходно растолковали мой сон до мельчайших подробностей и выразили полное со мной согласие; с их поддержкой и с помощью того, что я узнал и что способствовало моему исцелению, я и принял решение навек расстаться с пагубной любовью к той негодяйке.

Божье милосердие благоприятствовало мне, и вскоре я вернул потерянную свободу, и теперь, как некогда, принадлежу опять сам себе; вечная хвала и благодарность тому, кому я этим обязан. Без сомнений, если только время позволит, я сумею так изобличить в моих писаниях ту, что по своей великой подлости вздумала потешаться со своими любовниками за чужой счет, что она уж никогда не захочет показывать кому-либо полученные письма, а имя мое будет вспоминать с мукой и стыдом. Теперь же прощайте все, да хранит вас Господь.

Маленькая моя книжечка, вот и пришел тебе конец и я могу дать отдых руке; может статься, ты послужишь на пользу всем людям, в особенности же молодым, что смело пускаются в путь по опасным дорогам без провожатого, отважно полагаясь на самих себя; свидетельствуй перед ними о великой милости, ниспосланной мне матерью спасителя нашего. Но пуще всего опасайся, как бы не попасть в руки к дурным женщинам и прежде всего к той, что самого дьявола превосходит коварством и по чьей вине ты и появилась па свет: там тебя ждет плохой прием. Ее же должно пронзить стрекалом поострее, чем то, коим ты располагаешь. И если позволит тот, кто посылает нам всяческие блага, таковое скоро найдется и, не дрогнув, поразит ее.

Сентябрь 1929 г.

Полной ясности в расшифровке этого названия нет. Большинство исследователей, однако, полагают, что название оригинала («Corbaccio») происходит от corbo, corvo (ворон), птицы, символизирующей дурное предзнаменование, выклевывающей глаза и мозг (то есть ослепляющей и лишающей разума). Иными словами, ворон — слепая любовь, отнимающая у человека разум. По другим толкованиям, название это идет от испанского corbacho, что означает бич, хлыст. Первое представляется более правдоподобным. (комментарии Н. Томашевского)

То есть Боккаччо прямо заявляет, что назначение книги исключительно моральное.

Во времена Боккаччо библейский Авессалом воспринимался как образец красоты, подобно тому как Самсон — силы и Соломон — мудрости.

Очевидно, автобиографический мотив. Отец Боккаччо мечтал сделать из сына коммерсанта, но не преуспел. Ничего не вышло и из занятий сына каноническим правом.

Речь идет о марте или конце февраля, так как, согласно флорентийскому календарю, новый год начинался 25 марта.

Комизм заключается в том, что в те времена этого никто не знал. Верховье Нила было открыто только в конце XVIII века, а до той поры это было одной из географических загадок.

Боккаччо, согласно распространенному тогда поверью, полагал, что было десять Сивилл.

Очевидно, что черных лебедей в Италии времен Боккаччо не существовало.

То есть возле Кастальского ключа, символа всякого человеческого знания.

Речь идет о гербах и других знаках, которые знатные семейства имели обыкновение выставлять на своих надгробиях в церквах.

Фабриций — римский полководец (III до н. э.), прославившийся своим бескорыстием.

Александрия была в то время главным центром работорговли.

Характерное уподобление в системе эротического языка Боккаччо. Ср. аналогичные уподобления в «Декамероне» и «Фьезоланских нимфах».

Акри, последний оплот христиан в Палестине, взятый в 1291 году арабами.

Чангелла, флорентийка, дочь Арриго делла Тоза и жена Лито дельи Алидози из Имолы, упоминаемая Данте (Рай, XV, 128), прославилась своей безнравственностью. Оставшись вдовой, вернулась во Флоренцию, где вела бурную, полную любовных приключений жизнь. Умерла в 1330 году.