Джованни Боккаччо: Ворон

Все, что было сейчас говорено, касалось первой половины твоих сетований, теперь скажу то же о второй; кабы ты поразмыслил над женской суетностью, ты вспомнил бы собственные слова, не раз тобой повторенные (а говорил ты, что женщины всего более гордятся, когда хвалят их красоту, и для этого они из кожи вой лезут, и чем больше глаз на них уставится, тем они считают себя красивей, доверяя скорее числу поклонников, нежели собственному зеркалу), и ты бы сообразил, что вовсе ей не противен, а напротив, твои влюбленные взгляды весьма ей приятны. А так как женщинам нежелательно, чтобы лестное для них внимание оставалось для других незамеченным, она и указала на тебя пальцем, дабы всем подругам стало известно, что ее по-прежнему находят прекрасной и восторгаются ею и у нее все еще есть поклонник, да не кто иной, как ты, известный всем как великий знаток женских прелестей. Стало быть, указывала она па тебя с удовольствием, а не с пренебрежением. Разумеется, кто-нибудь может сказать иное: она-де хотела доказать, что посвятила себя теперь Богу и осудила жизнь, которая была ей прежде мила, а поэтому и указала на тебя пальцем, говоря: «Смотрите, как недруг господень противится моему спасению; смотрите, кого он послал, дабы сманить меня на прежний, отринутый мною путь»; либо она при этом повторяла те же слова, что говорила любовнику, когда показывала твое письмо. А еще найдется и такой, кто скажет, будто дело обстояло вовсе не так и не этак, и указала она на тебя не потому и не посему, а попросту из желания чесать язык да пустословить, до чего она превеликая охотница, так как полагает, что никто не умеет искусней вести беседу; не стало уже пищи для вранья, вот она и указала на тебя, чтобы поврать в свое удовольствие. Но какова бы ни была причина ее поступка, тебе следовало помнить непреложную истину, что у женщины нет разума и поэтому ей не дано вести себя разумно; и ты заслужил всяческое порицание за то, что, однажды увидев и полюбив ее, приписал ей, на старости ее лет, то качества, которых у нее в молодости-то не было от природы и не прибавилось от жизненных испытаний, а именно — разум и возможность поступать разумно. Следовательно, ты неверно судил и о ней, и о себе, а потому сам виноват в своих тяжких горестях.

Но довольно мы с тобой говорили о злобе, подлости и низости женщин и все это тебе подтвердили не только мои слова, но и поступки твоей дамы, безжалостно осмеявшей твое письмо и указавшей на тебя другим женщинам по той или иной из упомянутых причин; побеседуем же теперь о твоей пылкой любви к ней, о помрачении твоего рассудка в связи с этим чувством. Предположил!, что твой приятель, восхвалявший ее добродетель, говорил правду, но если ты ему поверил, ты не мог почувствовать к ней плотского вожделения, зная, что добродетель ее будет противиться твоей похотливой страсти и ты, следовательно, никогда не добьется желаемого: выходит, что не добродетель сей дамы привлекла тебя, а только ее внешний облик да вдобавок кое-что увиденное или услышанное тобой, придавшее надежду на исполнение твоих низменных желаний; но где же были твои глаза и как ты недоглядел, что она стара и к тому же омерзительна и противна взору? Какая слепота духа и затмение рассудка побудили тебя искать смерти, едва ты потерял надежду на утоление своей безумной страсти? Как мог твой помутившийся разум стать таким убогим, жалким и беспомощным, что без этой женщины весь мир перестал для тебя существовать и ты ноже умереть? Ужели мир так мало для тебя значил? У; ты так оробел, так низко пал, так одичал, уподобясь лесному или пещерному жителю, так чужд стал всем людям на свете, что нашел в этой женщине единое свое прибежище и блаженство, а обманувшись в ней, вздумал призывать смерть? Какую радость, честь или пользу принесла или обещала она тебе, помимо той дурацкой, скотской надежды, что не сбылась? А что сулила тебе эта надежда? Возможность заключить в объятия дряблое, увядшее, вонючее тело, до которого у тебя пропала бы охота, кабы ты знал, как лихо она им торговала и все еще торгует! Быть может, ты рассчитывал, что она будет платить тебе за эти объятия и столь любезную ей доблесть, как платила упомянутому мной кавалеру? В таком случае ты ошибся, потому что в ту нору она тратила па пего мои деньги, нынче же ей приходится расставаться со своими кровными, а поэтому она наверняка стала куда более прижимистой. Прости-прощай былая щедрость, воспетая твоим приятелем! Ну, а коли не этого, чего еще ты от нее ждал? Мог бы ты с ее помощью скинуть несколько лет? Разумеется, по только те, что еще впереди, и ты был бы в этом случае не первому она сократила годы; но вряд ли ты этого хотел; а прибавить их не в ее власти, это может только Господь. Мог бы ты от нее научиться чему-то, чего? Возможно, но только дурному, этому она уже многих обучила; но. вряд ли ты к этому стремился; другого от нее не дождешься, ибо она сама ничего хорошего не знает. Могла бы она дать тебе райское блаженство при жизни твоей или после смерти? Что же, если считать райским блаженством то, чем она занималась с любовником, глумясь над тобой, многие тогда могут зваться блаженными; но вряд ли ты это почитаешь блаженством, а не пыткой, хотя рассудок твой и погружен во тьму; истинного же блаженства она не знала и знать не будет, так как сама обрекла себя на вечные муки за плотские наслаждения. Что же могла она еще совершить для тебя? Право, не знаю, да и тебе, должно быть, это неведомо. Может статься, она сделала бы тебя приором [24], чего нынче жаждут очень многие из твоих сограждан; только сомневаюсь, чтобы это ей удалось, так как мне помнится, что ваш Капитолий и ваши сенаторы [25]но очень-то прислушиваются к советам таких хищных волков знатного происхождения и древнего рода, что входят в ее семейство. Однако ты можешь возразить: «Нет, ей это но силам», и будешь прав, если она приглянулась тем, чьи голоса решают дело, и они захотят ее ублажить. Но вряд ли это случилось бы, оттого что среди них не сыскать даже одного столь ослепленного глупца, как ты. Эх, бедняга! Сколько бы я мог назвать тебе важных господ, знакомством с которыми ты сейчас, в горькую минуту, гордился бы, а ранее пренебрегал, несмотря на возможную выгоду; сколько есть благородных и знаменитых людей, что дорожили бы твоей дружбой, стоило тебе захотеть. А ты по чрезмерному и недостойному высокомерию, тебе свойственному, ни с кем не сблизился и был ко всем нетерпим, требуя от каждого того, чего сам не делал, то есть уступок и согласия, в то время как ты сам должен был усердно подражать и следовать примеру других. Зато перед этой женщиной ты предстал кротким смиренником, а когда заметил, что она приняла тебя не так, как должно, ты не ушел от нее, унизившей тебя, как уходил не раз от тех, кто мог тебя возвысить, нет, ты стал призывать смерть, хотя смерти-то заслужил за грех, к коему склонилась твоя душа. Что за подлая тварь тебя покорила? Старуха, хрипатая, сморщенная, больная, собачья радость, не человечья, которой только у печки сидеть, а не красоваться на людях. Ладно уж, не будем говорить обо всем, что ты благодаря своей учености приобрел с божьей помощью, и рассмотрим, что дано тебе природой; вот когда ты, уж не раз проявивший свой буйный нрав, вновь примешься рыдать и вопить не потому, что был осмеян и отвергнут, а потому, что тебя, как коршуна, подманили и поймали на требуху. Природа была» весьма милостива, сотворив тебя мужчиной, а ее женщиной, и я уже доказал тебе, в начале нашей беседы, насколько мужчина — существо более достойное и благородное, нежели женщина. Далее, если взять ее высокий рост, статное сложение и красивое, на твой взгляд, лицо — что же, ты тоже ростом не мал и осанкой не хуже. Не вижу я в тебе никакого изъяна, лицом же ты среди мужчин не менее приятен, чем она среди женщин, в особенности если принять во внимание, что она-то свое тысячу раз протрет да тысячу раз намажет, в то время как ты свое то ли побреешь, то ли нет, да только умоешь свежей водой. Скажу больше: оно у тебя куда красивей, хоть ты и мало о нем заботишься, и правильно поступаешь, потому что такие заботы не приличествуют мужчине. Все же есть одно, чем природа одарила ее щедрее, чем тебя: несмотря на то, что в бороде твоей пробивается седина, а виски из черных стали белыми, твоя дама, если не ошибаюсь, прожила на свете много дольше, чем ты, хотя и с меньшим толком. Итак, выходит, что изо всех перечисленных достоинств ты богаче первыми, она же последними, а тех, что в середине, у вас поровну, и поэтому ей следовало пойти тебе навстречу и первой в тебя влюбиться. Но она этого не сделала, и вот ты уже готов покончить счеты с жизнью из-за такого ее упущения? А па деле горевать-то надлежит ей, потому что она из-за своего упущения только проиграла, ты же выиграешь, если хорошенько пораскинешь мозгами.