Николо Макиавелли - Золотой осел

Немало горя, муки и печали,
Ослом оборотясь, изведал я,
О чем и повествую. Но вначале

Читателям открою не тая,
Что голос мой — не фебова рулада
Строка — не геликонова струя,

Засим, что гармонического лада
Уж нет у стихотворцев, а ослам
Подобного тем более не надо.

И, написав свою поэму сам,
От ругани я не утрачу духа,
И похвалам значенья не придам.

Уж если человеческое ухо
Не слышит голоса разумных нот,
Ослиное-то к ним тем паче глухо.

И пусть осла хозяин палкой бьет,
Ослиное упрямство только гаже:
Мол, сделаю как раз наоборот.

О том поговорим еще, пока же
Скажу: явил в обличии осла
Премного я и норова и блажи.

Хмельной воды напиться — повела
Меня Сиена; ну, да что земная!
И геликонова мне не мила!

Итак, обильем ругани и лая
Кому-то я и не потравлю, чать.
Но небо, милости ниспосылая,

Да не наложит немоты печать!
Я, об ослиной говоря судьбине,
Хочу с одной побасенки начать.

Дом во Флоренции был — есть и ныне.
А в нем семья жила и отрок рос.
Отец и мать заботились о сыне.

Но доводил отца и мать до слез
Сыночек их, по улице гоняя.
И сею дурью занят был всерьез.

Не ведая родные шалопая,
Откуда на него и почему
Напасть необъяснимая такая.

И приглашали докторов к нему
И голову ломали грамотеи.
Но был и им вопрос не по уму.

От каждой новой лекарской затеи
Наш недоросль, недуг не поборов,
По улице бежал еще быстрее!

Но, наконец, один из докторов
Пообещал родителям больного,
Что скоро будет их сынок здоров.

Нам мило утешительное слово.
И, зная, что недуг неизлечим,
Обманщикам мы кланяемся снова.

И снова надувательство простим,
И разоримся, но врачам заплатим:
Нам нездоровье — на здоровье им.

Ученым словом и ученым платьем
Целителя был убежден отец.
Так не поверили б друзьям и братьям.

И все стерпел безропотней овец,
И снес кровопусканье малолеток.
И признан исцеленным наконец.

Не знаю, силою каких таблеток
Иль волхвований исцелился сын,
Отцу же наш целитель молвил этак:

Пусть-де, четыре месяца один
Не ходит сын. Пусть недреманным оком
За ним следят, разумных середин

Уча держаться. Если ненароком
Шаги ускорит, пусть уговорят,
Где лаской убеждая, где упреком.

И пролетели, стало быть, подряд
Благополучнейшие три недели.
Тихоню новоявленного брат

Повел гулять по улице Мартелли.
Спокойно отрок шествует, но вдруг
Глаза его куда-то поглядели —

И вырвался наш паинька из рук:
Пред улицею Ларга в нем на воле
Былой опять заговорил недуг.

И малого, спокойного дотоле,
Опять охота странная берет,
Не знаю, от того ли, от сего ли.

С цепи сорвался отрок-сумасброд,
Плащ бросил оземь, возопил: «А ну-ка,
Все прочь с дороги!» — и помчал вперед.

И покорились родичи без звука,
Коль врач с отцом бессильны и вдвоем.
Не помогли ни деньги, ни наука.

Так мы, хотим иль нет, а признаем:
Природу одурачивать — пустое.
Все ж настоит хозяйка на своем.

Мерещилось и мне, что уж давно я
Избавился от гнева и огня,
Живу спокойно, умника не строя,

Людей не осуждая, не браня.
И люди уж не чаяли подвоха —
Считали исцеленным и меня.

Но наша с вами такова эпоха,
Что даже благодушнейший добряк,
И тот бранится — до того все плохо.

И снова желчью мой язык набряк,
Увы, как ни креплюсь я! Столько злобы
В душе от незадач и передряг.

А впрочем, хоть ослы и твердолобы —
Уж в этом я им должное воздам, —
Но и ослов упорство не спасло бы.

Нет, пусть лягаются и тут и там,
Когда кругом так мерзостно и жутко!
А то не угодили б небесам.

Приблизьтесь к этому строптивцу, ну-тка!
Казалось бы: не грустен, не сердит,
А вот, поди же, презабавна шутка,

Которую готовит вам бандит:
Вы с ласкою к нему, а сей скотина
Для мерзости к вам зад оборотит.

Пока в домах приличных воедино
Ругают невоспитанность осла, —
Ослом изображенная картина