Прах покойного погребен в забытых всеми горах. И вскоре после того, как придут поклониться ему в Установленный день, [74] Установленный день — годовщина смерти.
надгробие порастает мхом, покрывается осыпавшейся листвой деревьев, ибо не бывает здесь других посетителей, кроме вечерней бури да ночной луны.
Хорошо, пока есть кому пожалеть и вспомнить усопшего. Но и эти люди, недолго пожив, умирают. Станут ли тогда скорбеть об усопшем потомки, которые и знают-то его только понаслышке?
Поэтому, коли над останками уже совершились поминальные службы, после никто уже и не ведает, что это был за человек и каково его имя. Только человек с чувствительной душой с грустью посмотрит на вешние травы, что восходят здесь. В конце концов и сосна, что стонала здесь под натиском бури, не дождавшись своего века, разделывается на дрова; и древнюю могилу распахивают под поле, так что от нее даже и следа не останется. Как это печально!
Однажды утром, когда шел изумительный снег, мне нужно было сообщить кое-что одному человеку, и я отправил ему письмо, в котором, однако, ничего не написал о снегопаде.
«Можно ль понять, — ответил он мне, — чего хочет человек, который до такой степени лишен вкуса, что ни словом ни обмолвился о снегопаде? Сердце ваше еще и еще раз достойно сожаления». Это было очень забавно.
Ныне того человека уже нет, поэтому часто вспоминаю даже такой незначительный случай.
Двадцатого дня девятой луны по любезному приглашению одного человека я до рассвета гулял с ним, любуясь луной. Во время прогулки мой спутник вспомнил, что здесь живет одна женщина, и вошел к ней в дом в сопровождении слуги.
В запущенном садике лежала обильная роса. Нежно, неподдельным ароматом благоухали травы, и образ той, что сокрылась здесь от людей, казался мне бесконечно милым.
Некоторое время спустя мой спутник вышел, однако я, занятый своими мыслями, некоторое время еще продолжал наблюдать за хижиной из своего укрытия. Дверь опять чуть приоткрылась — хозяйка, по-видимому, любовалась луной.
Закрой она дверь и скройся сразу же, мне стало бы досадно. Но откуда ей было знать, что тут человек, видевший все от начала до конца? Ведь подобные опасения могут возникнуть лишь из постоянной настороженности.
Потом я узнал, что вскоре та женщина скончалась.
Когда нынешний дворец достраивался, его показали людям, знающим толк в старине. Они заявили, что придраться тут не к чему. Близился уже день переноса резиденции, как вдруг, осматривая новый дворец, Гэнкимонъин [75] День переноса резиденции — имеется в виду церемония освящения нового дворца. Гэнкимоньин (1246–1329) — монашеское имя матери императора Фусими (1288–1298).
соблаговолила заметить:
— Гребневидный проем во дворце Канъиндоно [76] Гребневидный проем — проход в стене дворца, имеющий в центре выемку для укрепления фонаря. Каньиндоно — один из императорских дворцов в Киото.
был круглым, никакой выемки там и в помине не было.
Это, по-моему, восхитительно.
Ошибка заключалась в том, что здесь его сделали листовидным, с деревянным обрамлением. Ошибку исправили.
Раковина кайко похожа на раковину хорагай, [77] Кайко — раковина со своеобразным запахом. Использовалась для приготовления ароматических составов. Хорагай — раковина. Буддисты-отшельники дуют в ее отверстие, чтобы извлечь звук, якобы настраивающий на благочестивые размышления.
однако меньше ее по размерам и у устьица имеет узкую и далеко выступающую крышечку.
Кайко из бухты Канадзава провинции Мусаси, по словам местных жителей, называют энатари.
Человек с плохим почерком, невзирая на это, засыпает всех письмами. Заставлять писать других, ссылаясь на то, что у тебя корявый почерк, — дурно.
Один человек сказал мне: «Когда ты долгое время не навещаешь любимую женщину, то уже думаешь о том, как она на тебя негодует. Выказав ей свою небрежность, мучаешься тем, что нет тебе никакого оправдания.
И тут ни с чем не сравнимую радость приносит тебе ее письмо, где говорится: „Нет ли у тебя слуги? Мне не хватает одного“. Хорошо, когда у женщины такой характер!»
Действительно, это так.
Бывает, что неразлучный твой приятель вдруг меняется и начинает тебя стесняться. Некоторые говорят в таких случаях: «Ну теперь-то к чему это?» Однако мне такой человек представляется истинно прекрасным.
Читать дальше