Ёсида Кэнко-Хоси - Записки от скуки

Когда принцессы пребывают в Храме на равнине, [50] Храм на равнине — Но-но мия, синтоистское святилище, в котором принцессы крови проходили обряд очищения перед отправлением на посвящение в синтоистский комплекс Исэ по случаю вступления на престол нового императора. их облик кажется несказанно изящным и привлекательным.

Забавно, что из неприязни к таким словам, как «Будда», «сутра», они говорят: «тот, что в центре» или «цветная бумага».

Покидать святилища богов грустно: они так очаровательны. Совершенно неповторим вид их вековых рощ, а «нефритовая ограда», окружающая святилище, и полотнища, висящие на священном дереве сакаки, [51] Вековые рощи — синтоистские святилища располагаются, как правило, в живописных местах среди старинных рощ. Нефритовая ограда — поэтическое название ограды вокруг святилища. Полотнища, висящие на священном дереве сакаки — обрядовые очистительные полотнища из луба тутового дерева, которые развешиваются вокруг святилища. В наше время заменяются полосами бумаги. — разве они не прелестны?

Особенно интересны святилища Исэ, Камо, Касуга, Хэйя, Сумиёси, Мива, Кибунэ, Ёсида, Охарано, Мацуно-о, Умэ-но мия.

Мир изменчив, как заводи и стремнины реки Асукагава. Времена меняются, следы деяний исчезают, уходят, сменяясь, радость и печаль, цветущие некогда долы становятся необитаемыми пустошами, а в неизменных жилищах одни люди сменяют других. С кем побеседуешь о старине, если персик и слива не говорят? [52] С кем побеседуешь о старине, если персик и слива не говорят? — намек на стихотворение Сугавара Фумитоки (899–981): «Персик и слива не говорят,// Много весен прожив.//Дым и туман не имеют следов —//Это то, что жило в старину».

Особенно непостоянным кажется мир при взгляде на некогда достославные останки неведомой им старины.

Когда смотришь на дворец Кёгоку или храм Ходзё, [53] Кёгоку — резиденция Фудзивара Митинага (966 — 1027), который свыше 30 лет занимал высшие государственные посты и был фактическим правителем Японии. Ходзё — буддийский храм, в котором Митинага поселился после пострижения в монахи. то поражаешься, что желания людей постоянны, деяния же изменчивы. «Вельможа из храма», [54] Вельможа из храма — прозвище, которое Фудзивара Митинага получил после пострижения. строя прекрасные дворцы, жалуя вельможам и храмам бесчисленные поместья, полагал, что и впредь до грядущих веков его лишь род останется опекуном императоров и опорой вселенной. Думал ли он тогда, что все это может прийти в такой упадок?…

До недавнего времени оставались еще и большие ворота, [55] Большие ворота — главные ворота в храме. и алтарь, но в годы Сёва [56] Сёва (Справедливый мир) — девиз, под которым правил император Ханадзоно (1308–1318) в 1312–1316 гг. южные ворота сгорели. Алтарь оказался опрокинутым, да так и не случилось его восстановить. И только Зал Безмерно Долгой Жизни [57] Зал Безмерно Долгой Жизни — один из павильонов храма Ходзё. остался в прежнем своем виде. Стоят в ряду девять будд [58] Девять будд — 9 статуй будды Амитабха, олицетворяющие 9 ступеней буддийского рая. высотою в дзё и шесть сяку, [59] Дзё и шесть сяку — меры длины: дзё — 3,79 м, сяку — 3,79 см. См. с. 201. вызывая всеобщее почитание. Чаруют до сих пор картины Кодзэй-дайнагона [60] Кодзэй-дайнагон — прозвище знаменитого каллиграфа Фудзивара Юкинари (972—1027). и створчатые двери, расписанные Канэюки. [61] Канэюки — Минамото Канэюки, художник и каллиграф; годы жизни не установлены. Говорят, будто остался еще храм Цветка Закона. [62] Храм Цветка Закона — храм буддийской секты Хоккэ, считающей основой веры «Сутру лотоса» (или Цветка Закона). Но и это долго ли продержится?…

А что касается мест, где не сохранилось подобных следов, — то хоть и остались там еще основания строений, но нет людей, которые бы точно знали, что это такое. А если это так, бесполезно загадывать наперед, что бы то ни было, включая мир, который не сможешь увидеть. [63] …мир, который не сможешь увидеть — мир, каким он станет после твоей смерти.

Как подумаешь о цветах сердца человеческого, что блекнут и осыпаются даже без дуновения ветерка, — становится печальнее, чем от разлуки с умершим, когда постигаешь переход в мир за пределами нашего, ибо не забыть ни одного слова из тех, коим некогда ты внимал столь проникновенно.