Мэн Кэ - Мэн-цзы

После увольнения в запас в . В.С. Колоколов продолжает преподавать в Военной академии им. М.В. Фрунзе, а в . переходит в Институт востоковедения АН СССР. Переехав в . в Ленинград, он работает до выхода на пенсию (1970) в Ленинградском отделении Института [11] По документам официальный перевод В. С. Колоколова из московской части Института востоковедения в его Ленинградское отделение состоялся в ., но фактически он переехал в Ленинград и стал здесь активным участником научной работы и заседаний в начале . . Умер В. С. Колоколов в Ленинграде 18 февраля .

В. С. Колоколов, будучи воспитанником старой китайской школы, четко определял для себя, что изучение любых областей китайской истории и культуры невозможно без твердого усвоения книг конфуцианской классики, так называемых «Четверокнижия» («Сы шу») и «Пятикнижия» («У цзин») [12] В «Четверокнижие», составлявшее первый этап обучения классическим книгам, входили: «Великое учение» («Да сюэ»), «Центр и неизменность» («Чжун юн»), «Суждения и беседы» («Лунь юй») и книга «Мэн-цзы», перевод которой сегодня предлагается читателю. «Пятикнижие» состоит из книг, к формированию или редактированию которых Конфуций имел отношение, но материалы которых существовали до него: «Книга перемен» («И цзин»), «Древнейшие записи» («Шан шу» или «Шу цзин»), «Книга песен» («Ши цзин»), «Летопись» («Чунь-цю», составлена Конфуцием по архивам владения Лу), «Книга установлений» («Ли цзи», в основе ее лежат древние книги ритуала и установлений Чжоу ли и И-ли). . Поэтому, не отказавшись от безвозмездных занятий с желающими по китайскому языку и письменности, он сосредоточил свое внимание на переводе двух основных книг, где изложено конфуцианское учение, а именно «Суждений и бесед» и «Мэн-цзы». Эти две книги являются наиболее полным изложением взглядов основоположников учения Кун Цю (Конфуция) и Мэн Кэ (Мэн-цзы). Перевод «Суждений и бесед» не нашел своего издателя [13] АВ, ф. 144, оп. 1, ед. хр. 6–15. Включают разные варианты перевода, примечания и статьи. . Дело в том, что В. С. Колоколов, вслед за одним из китайских педагогов, отказался от классического вида памятника, составленного из небольших фрагментов, фиксирующих, что и когда сказал Учитель (т. е. Конфуций) [14] Во многих фрагментах перед очередным суждением стоит не «Учитель сказал», но «Цзы-Гун сказал» или «Цзы-Лу сказал», т. е. высказывание соотносится с одним из учеников Конфуция. Это дало основание приписывать такие высказывания иным, чем Учитель, лицам. Так, у П. С. Попова перевод озаглавлен: «Изречения Конфуция, учеников его и других лиц». Думается, что это неточно. Дело в том, что, по утверждению традиции, после смерти Учителя его ученики собрались, сверили свои записи сказанного им и составили из них эту книгу. Тогда слова типа «Цзы-Гун сказал» означают, что данная запись есть только у Цзы-Гуна. Иначе непонятно, почему все сказанное твердо соотносится с Конфуцием. по тому или иному поводу, причем прямая связь между этими фрагментами весьма проблематична. В. С. Колоколов принял порядок, принятый в учебном тексте упомянутым педагогом, а именно, тематическое расположение материала, отступив от общепринятого канонического вида «Суждений и бесед», т. е. создав таким образом совсем другое произведение. И хотя он настаивал на этом своем порядке, его перевод в таком виде принят не был. При отсутствии удовлетворительного точного перевода памятника (а В. С. Колоколов утверждал, что все прежние переводы никуда не годятся) издание его по-русски в искаженном виде было бы непозволительной роскошью. В Китае – другое дело. Там «Суждения и беседы» издавались и переиздавались множество раз в их первозданном виде, и наличие иначе классифицированного текста воспринималось как очередная интерпретация.

Переводя «Мэн-цзы», В. С. Колоколов не стал прибегать к столь сомнительным операциям, и в результате мы имеем полную русскую версию памятника в сложившемся традиционном виде, причем перевод выполнен одним из самых больших знатоков китайского языка, классического и нового. В тексте «Мэн-цзы» философ обильно цитирует предшествующие ему более древние тексты, подтверждая ими справедливость собственных высказываний. И первое, что обнаружил переводчик, – это неполное соответствие многих выдержек, как их привычно толкуют и переводят, тому контексту, в который они у Мэн-цзы поставлены. Во всех таких случаях В. С. Колоколов сделал новый перевод этих цитат так, чтобы они согласовались со сказанным философом. Это представляется справедливым: вряд ли Мэн-цзы понимал основополагающие для его учения тексты хуже, нежели мы понимаем их сейчас, спустя более чем два тысячелетия. Логичнее полагать, что Мэн-цзы их читал с большим знанием, чем мы. Следующее наблюдение В. С. Колоколова состояло в том, что общепринятые переводы основополагающих конфуцианских принципов (и шире – терминов всей древнекитайской философии), например, жэнь \~2 как «гуманность», и Ц как «долг» , ли Щ как «ритуал» и т. п., зачастую не вписываются или плохо вписываются в общий контекст высказываний, их включающих [15] Аналогичные сомнения испытывал при переводе «Суждений и бесед» акад. В.М. Алексеев. Он также избирал для этих терминов не те слова, которые у китаеведов стали у ж е стандартными. Так, то же слово жэнь, стандартно «гуманность», В. М. Алексеев переводит как «истинно-человеческое (начало)»; ли, стандартно «ритуал», – как «чинное поведение» (см. обоснование этого перевода в его «Китайской литературе», с. 440–441); цзюнъизы, стандартно «благородный человек», – как «достойнейший человек» (см. обоснование там же, с. 431) и т. п. . Поэтому при переводе для многих важнейших терминов В. С. Колоколов, как и В. М. Алексеев, выбирает иные русские эквиваленты, более точно, по его мнению, отражающие истинное содержание этих терминов. Обоих авторов не смущает, что при этом приходится идти наперекор уже сложившейся традиции, но их новые интерпретации тоже между собой нередко расходятся. Так, у Колоколова жэнь «беспристрастность», у Алексеева «истинно-человеческое», у Колоколова ли «благопристойность», «благолепие», у Алексеева «чинное поведение» и т. п.