Абдурахман Джами - Лирика

Ты ушла не простясь. Ты покинула дом,
Оглянуться забыв, будто я незнаком.
Поспешила в дорогу, влекома мечтой,
На несчастного глянуть считая грехом.
Я был верным рабом, стерегущим порог,
Ты ушла, не подумав, что станет с рабом.
Как слеза по щеке, торопился я вслед,
Ты надменно прошла с равнодушным челом.
«Посмотри на страдальца! — я тщетно просил
Обреченно молил лишь о взгляде одном: —
С пролетающей птицей привет передай,
Весть одну с мимолетным пошли ветерком!»
Ради этой мятежной и гордой души.

Язык — толмач, слова — рабы, их смело подчинило сердце.
Ту речь, что мы произнесли, в глубинах породило сердце.
Весь мир и зримое кругом: земля, небесный окоем —
Частица малая того, что суть свою вместило сердце.
Все проявленья бытия, твою тоску, любовь твою,
То, что написано пером, — волнуясь, сотворило сердце.
Оно — разящая стрела, что луком пущена была,
Рука нам только помогла, но метко в цель пронзило сердце.
Познанья дивное вино, что богом пить запрещено,
Его вкушают мудрецы, в него вложило силу сердце.
Свободный от запретов, тот раскрепощенной мысли плод
В своем единственном саду тайком от всех растило сердце.
Джами, ты высказал слова. В них проявленье божества.
Посланье духа самого, что до поры таило сердце.

До чаши неба невзначай коснулась пальцами луна —
И песня радостной любви влюбленным сделалась слышна.
Уходит месяц на закат, хмельной от праздничных услад, —
Со мной из чары золотой испей пурпурного вина.
Вино, что ты продашь в тиши, ценней, чем проповедь ханжи.
Ханжа милей мне торгаша — в них безыскусственность видна.
В одном тебе преуспевать: грехи чужие обнажать. —
Коль их не сможешь замолить, то сам греховен ты сполна.
Знай: недостойно мудреца нам болтовней смущать сердца,
Мудрец и молчаговорит, — в молчанье мысли глубина.
Коль в жизни ты не преуспел, людские души не задел —
Себя сумей преодолеть, нам леность духа не нужна.
Джами, на слабеньком огне не сваришь пищу в казане,
Пройдут года, он закипит и раскалится докрасна.

Ты нашла себе другого, как теперь мне поступить?
С кем об участи печальной ныне стану говорить?
Мне друзья чужими стали, очерствели их сердца,
Враг стал другом — все смешалось, ничего не изменить!
Мы опишем наши чувства на пергаменте лица,
Если нам перо придется с кровью слез соединить.
Нам твердили, — что кумиры — воплощенье красоты,
Ты своею красотою мир сумела ослепить.
Объяснить иносказанье вдруг потребует ходжа:
Мысль запрятана глубоко, как невидимая нить.
Я бушующей стихией счел могущество стиха,
И другого океана нам нельзя вообразить.
Современники глухие не поймут тебя, Джами,
По ступеням отрицанья в ночь сойдем, чтоб вечно жать.

Друг виночерпий, поспеши, пора нам речи прекращать,
Вина запретный аромат пусть на уста кладет печать.
Я слишком многое познал, наполни снова мой бокал,
Вино поможет память смыть, свободу обрести опять.
Но ухищренья ни к чему, освобожденья нет уму, —
Подай вина, чтоб от тебя смог опьяненный убежать.
Вина испив один глоток, провидцем стану, как пророк,
Бессмертье Хызра обретя, трубы господней стану ждать.
Ты на могильный холм придешь и капли винные прольешь,
И ветви, полные цветов, сквозь кости станут прорастать.
В самодовольном мире сем вино считается грехом,
Но чаша в винном погребке мне заменяет благодать.
Джами, еще вина испей, чтоб с милой встретиться скорей.
Приди, о кравчий, и налей, дай мне блаженство испытать.

Столь восхитительной луны во всех земных владеньях нет.
Влюбленным трудно без тебя — у них в груди терпенья нет.
Где отыскать терпенье мне? В твоем пылаю я огне,
Под небосводом голубым губительней влеченья нет.
На что похож бровей полет? Священного михраба свод,
Два полукружья, два крыла, две арки -совершенней нет!
Писанья я читал листы с изображеньем красоты,
Пристрастно всматривался я — нигде с тобой сравненья нет.
Я миг свиданья заслужил, но отдален судьбою был.
Есть только право у меня. Надежды на свершенье нет.
Кто изнурен разлукой, тот свиданья, каклекарства, ждет, —
Тому, кто опиум курил, ни в чем ином забвенья нет.
Любовь, считали с давних пор, — морской бушующий простор.
Джами мечтает утонуть: от страсти исцеления нет!

Мой тюркский ангел на фарси двух слов не может разобрать:
«Целуй меня», — я попросил. Она не хочет понимать.
Позавчера я весь пылал. Вчера от страсти погибал,
Сегодня видел я ее... и не осталось сил страдать.
Перед глазами ты, мой свет. Иных кумиров в сердце нет.
Грудь — крепость, ты шахиня в ней, чужих не велено пускать,
Как дальше быть? Коль ты кузнец, то я одно из тех колец,
Которым заключен Юсуф в тюрьму, подобно сердцу моему,
А без Юсуфа Зулейха весь мир темницей станет звать.
Себя я с облаком сравнил. Тебя — с цветком в расцвете сил.
Смеется роза в цветнике — мне предначертано рыдать.
Столь сильно любящий Джами с самим Якубом ныне схож:
Его кумиром был Юсуф, он за него мог жертвой стать.