Абдурахман Джами - Лирика

Уста ее пьяней вина, и я вино в волненье пью.
Разлуки проклиная дни, я не вино — томленье пью.
Печали этой нет сильней — изглодан мукой до костей,
Тоску безмерную свою в бессильном исступленье пью.
Не отвлекай меня, прошу: своей любимой я служу.
Пьян без вина, едва дышу, в тревоге и в смятенье пью.
Неспешно пьют друзья кругом, о том беседуя, о сем, —
Я вспомню терпкие уста и вновь без опьяненья пью.
Одной любовью опьянен, я отвергаю небосклон,
Пусть, словно чаша, полон он, ведь я без утоленья пью.
И если б вдруг Лейли вошла, Маджнуна чару поднесла,
Не удивился я тому, ведь я без отрезвленья пью.
Сказала роза мне при всех: »Джами, вот чаша, пить не грех!»
И кубок с розовым вином я, преклонив колени, пью.

Звенит томительно рубаб, и винных струй звучанье в нем,
И до бесчувствия струна меня глушит своим вином.
Я чашу страждущему дам, но рядом пить не сяду сам:
Впиваю я ушами звон, как будто припадаю ртом.
Зачем мне этот небосклон, где солнце, словно ковш, плывет?
Остатки на пиру любви испил бы лучше я тайком.
Знай, я по горло пьян и сыт слезами собственных обид
И сердце бедное мое — кебаб, сжигаемый огнем.
Ты обещаешь, ты сулишь... Но ты обманный морок лишь,
Родник в пустыне, занесен сыпучим, медленным песком.
Не говори: «Вино спасет И боль разлуки унесет».
Знай, без тебя не хмель, а яд единым выпью я глотком.
Без нежных губ я изнемог, рот пересох, свидетель бог.
Вино как воду пьет Джами, не находя забвенья в нем.

Благословляю ветерок, он посетил твой ранний сад,
Донес он утренней порой моей любимой аромат.
Хочу я превратиться в прах, чтоб у прохожих на стопах
Пробраться в дом твой, и в углу я притаиться буду рад.
Мечтаю я к твоим стопам припасть усталой головой,
Дай мне забвенье и покой, не надо мне других наград.
Еще молю я об одном: ударь меня литым клинком,
Пусть стрел летучих острия меня безжалостно казнят.
Из нити жизни и тревог сплету узорчатый шнурок,
К нему я сердце привяжу, чтоб ты украсила наряд.
Ту сладость, что туба дает и золотой пчелиный мед,
Я обрету, увидя стан, с которым кипарис равнят.
Зачем Джами михбара свод — густых ресниц он видел, взлет,
Пред аркой сросшихся бровей священным трепетом объят.

Ты пери устыдить смогла своею нежной красотой,
И розу юную поверг в смятенье лик лучистый твой.
Я так в разлуке тосковал, что кровью слез окрасил луг, —
Кора табаристанских лоз от них покрылась краснотой.
И в мире царствует хаос с тех пор, как шелк твоих волос
. Во власть отдали ветерку, что пролетел над головой.
Идешь, не приминая трав, полу одежды подобрав, —
Кеклик споткнулся: вздумал он идти походкой легкой той.
Весь город в сладостных силках, прохожим трудно сделать шаг,
И каждый смотрит на тебя с немым восторгом и мольбой.
Не до Джами теперь тебе! Затерян в общей он толпе,
И щеки впалые его с соломой схожи желтизной.

Ты цветком сперва казалась, что в одежды облекли.
Нет, решил я, это розу человеком нарекли.
Легкий стан обременяют разноцветные шелка —
Ткать из белого жасмина одеянье повели.
Не жрецы в своей кумирне поклоняются богам, —
Я, в священном исступленье, пред тобой лежу в пыли.
Ты, прелестная тюрчанка, мне погибелью грозишь.
Иль тебя из Хорасана или Чина привезли?
Прикажи расстаться с жизнью за единый поцелуй —
Я пожертвую душою, но блаженство посули.
Дай коснуться поцелуем, дай изведать сладость уст.
А потом — на все согласен! — умертвить меня вели.
Если жизнь в руках любимой, словно птица в западне,
Одного Джами желает: чтобы вечно дни текли...

У подножья Бисутун мак кровавый запылал,
Будто лапы родника наземь выбросили лал.
Я ошибся: это сам покоритель гор Фархад
Вырвал пламень из груди, и цветок его вобрал,
Гиацинт твоих кудрей, запах мускуса тая,
Сто мятущихся сердец на колечко нанизал.
Безответная любовь день одела темнотой,
На лице моем рассвет, словно кровь, зловеще ал.
Груз разлуки на весах я измерить захотел, —
Эта ноша тяжелей, чем я прежде полагал.
Я в лицо твое глядел — кельей мне казался лик,
Сквозь окно зениц пройдя, лунный свет внутри сиял.
Возлюбившие тебя бремя бедствия несут,
Но несчастнее Джами ни один из них не стал!

Ушла любимая моя, я одиноко стал страдать,
Кровоточит моя душа, сердечной боли не унять.
От близких отказался я, ей в жертву я друзей принес, —
Не знаю, перед кем теперь мне скорбь разлуки изливать.
И вслед за ней и вкруг нее идут влюбленные толпой,
Но средь избранников, увы, мне место не дано занять.
Доколь напрасно счастья ждать от переменчивой судьбы?
Удел мой — голову склонить и все возлюбленной прощать.
Всех, кто любить ее посмел, она измучила вконец,
Молю ее лишь об одном: о, продолжай меня терзать!
Будь милосердей, лекарь мой, пронзивший сердце острием:
Чтоб кровью я не изошел, стилет не надо вынимать.
И слезы бедного Джами струятся, как река Аму,
В слезах покинул он Герат, с тех пор не устает рыдать.