Взывая к личному спасению и просветлению, буддийские чудотворцы не смогли обеспечить спокойной общественной жизни, по которой так истосковались японцы за время войн. Их главным требованием сделалось установление порядка и поддержание социального мира, то есть то, о чём два тысячелетия подряд размышляли конфуцианские умы. «Образцовые» буддисты считали жизнь грехом и предуготовлением к потусторонней доле, они твердили о неизбежной деградации мира, ухудшении нравов, бежали от соблазнов в горные обители, не заводили семьи. Производительный труд не входил в число главных добродетелей последователя Будды, получение подаяния было частью монашеского стиля жизни. Над последователями амидаизма издевались за их убеждение, что не подкреплённая добрыми делами формула «Славься, будда Амида!» способна вознести их в рай. Такие же насмешки навлекали на себя и последователи Нитирэна (1222—1282), фанатично веровавшие в спасительную силу «Сутры лотоса». Буддийская вера в кармическое воздаяние и недоступное человеческому уму предопределение также не находила отклика у конфуцианцев, полагавших, что судьба человека зависит прежде всего от правильного воспитания и образования. В связи с этим они уделяли огромное внимание педагогике.
Критика буддизма носила системный характер, в ход шли аргументы, заимствованные как у китайских конфуцианцев, так и у европейских географов и путешественников. Сами японцы редко покидали пределы страны и плохо знали окружающий архипелаг мир, но эпоха великих географических открытий сказалась и на них. Признав за европейцами первенство в деле обследования земного пространства и согласившись с ними, что земля имеет форму шара, японские конфуцианцы вопрошали буддистов: и где же находится ваша гора Сумеру, которую вы выдаёте за центр мира? Европейские путешественники совершают кругосветные путешествия, они были всюду, но никто из них никогда не видел Сумеру… При таком подходе вся буддийская картина мира теряла в убедительности.
Конфуцианцы жили в людской гуще, не чурались мирских занятий, они не верили ни в рай, ни в ад, считали буддийские чудеса небылицами, монахов — шарлатанами и паразитами, утверждали, что только «правильное» образование и «правильное» воспитание способны сделать жизнь радостнее, ответственнее и лучше.
В то же самое время распространение конфуцианства создавало немало проблем — поколенческих, доктринальных и психологических. Ярким примером может послужить случай с видным конфуцианцем Накаэ Тодзю (1608—1648), которому ради соблюдения принципа заботы о родителях пришлось читать больной матери буддийские сутры, хотя сам он буддизм ненавидел. Поведение Накаэ вызывало похвалы со стороны его единомышленников, ибо долг перед родителями является основной жизненной ценностью [16] Marius В. Jansen. The Making of Modern Japan.― Harvard University Press, 2000. P. 192-193.
.
Мало кто из конфуцианцев обходился без того, чтобы (хотя бы и походя) не сказать в адрес буддистов что-нибудь обидное. Особенно это касалось нравов буддийского духовенства, многие представители которого грешили нарушением заповедей. Обвинения монахов в распутстве, обжорстве и пьянстве кочевали из одного сочинения в другое, хотя, разумеется, среди последователей Будды во множестве обнаруживались и совсем другие типажи. В этом отношении критика буддистов временами напоминает инвективы клирикам в эпоху европейского Просвещения. Главной причиной критики буддистов было не столько их отклонение от буддийского же поведенческого канона, сколько их мироощущение. Поэтому само по себе творчество конфуцианцев, пусть даже и свободное от антибуддийского полемического задора, было для поклонников Будды настоящим вызовом, ибо вступало в противоречие с базовыми ценностями буддизма.
Примером может послужить представленное в этой книге сочинение «Поучение в радости» («Раккун» 楽訓), в котором самурай, сын врача и известнейший конфуцианский учёный Кайбара Экикэн (1630—1714) учит тому, как находить усладу даже в старости. Эту небольшую книгу он написал, когда ему был 81 год. Всего же его кисти принадлежит около сотни произведений разной протяжённости и направленности (краеведение, генеалогия, сельское хозяйство, медицина, педагогика и т.д.). Наибольшую известность ему принесли наставления в том, как правильно жить — заботиться о семье, общественном порядке, здоровье. Авторитет Кайбара был настолько велик, что служивший в голландской фактории немецкий врач Филипп Франц фон Зибольд (1796—1866) даже как-то назвал его «японским Аристотелем».
Читать дальше