Ланьлиньский насмешник - Цветы сливы в золотой вазе, или Цзинь, Пин, Мэй

Снег перестал только к первой страже. Земля оделась в серебряный наряд. Весь мир казался выточенным из нефрита.

На другой день У Сун ушел в управу, а Цзиньлянь пораньше выпроводила мужа и попросила старуху Ван купить вина и мяса. Настал полдень, а деверь все не приходил. Цзиньлянь вошла к нему в комнату и разожгла жаровню. «Сегодня я должна его покорить, — думала она. — Не верится мне, что его нельзя увлечь». Затем, откинув занавеску, она встала у двери и заметила вдали запорошенную снегом фигуру У Суна. Он шел домой, приминая снег, яшмовым ковром устлавший все вокруг.

— Замерзли, должно быть? — с улыбкой встретила его невестка, откидывая занавес.

— Спасибо за внимание, — ответил У Сун, переступая порог.

Цзиньлянь протянула было руки, чтобы принять у него широкополую войлочную шапку, но он, поблагодарив любезную хозяйку, сам стряхнул с шапки снег и повесил ее на стену. Потом развязал пояс, скинул зеленый, цвета попугая, халат и вошел в дом.

— Что же вы завтракать не приходили? Я все утро прождала.

— Утром меня пригласил на завтрак один мой знакомый, а тут другой повстречался, звал на чарку вина, но я отказался.

— Погрейтесь у огонька, — пригласила Цзиньлянь.

— Прекрасно! — воскликнул У Сун и, сняв зимнюю с промасленной подошвой обувь, сменил носки, надел домашние туфли и пододвинул скамейку поближе к огню.

Инъэр было велено загодя запереть наружную дверь и задние ворота. Хозяйка тем временем припасла закуски, подогрела вина и, войдя в комнату, накрыла на стол.

— А где брат? — спросил У Сун.

— Брат ваш, как всегда, торгует. Давайте выпьем вдвоем чарочку-другую.

— Вот вернется брат, тогда и выпьем, — заметил У Сун.

— Да его разве дождешься? — не унималась Цзиньлянь и поднесла вина. — Выпейте эту чарку до дна.

У Сун взял у нее из рук чарку и разом осушил.

— Погода стоит холодная, — заговорила невестка, предлагая вторую чарку. — Выпейте и эту — будет пара.

— И вы пейте, невестка, — налил ей У Сун.

Цзиньлянь отпила несколько глотков и поставила на стол другой кувшин.

— Прослышала я, будто вы, деверек, певичку содержите против управы. Это правда? — Цзиньлянь улыбнулась, чуть приоткрыв свою пышную грудь. Ее черные, как тучи, локоны рассыпались по плечам.

— Мало ли что болтают злые языки. Я, У Младший, не из таких.

— Не верю я вам. Сдается мне, что на языке у вас одно, а на сердце совсем другое.

— Не верите, так брата спросите, — настаивал деверь.

— Ах, лучше не говорите вы мне о нем! — оборвала Цзиньлянь. — Что он знает, когда живет как впотьмах. Если б он хоть немножко в жизни смекал, не торговал бы лепешками. Выпейте еще, деверь.

У Сун осушил несколько чарок, но хозяйка все не отставала от него. В ней пламенем горела страсть, и она, едва сдерживаясь, не встречая ответного чувства, продолжала заигрывать с деверем. У Сун понял в чем дело и опустил голову. Когда она встала из-за стола и удалилась подогреть вина, У Сун стал мешать угли в жаровне.

Цзиньлянь вернулась не скоро. Проходя мимо У Суна с кувшином, она тронула его за плечо.

— Вы так легко одеты?! Вам не холодно?

У Суну стало не по себе, но он сдержался.

— Не так вы жар мешаете, — Цзиньлянь взяла щипцы. — Дайте я сама разожгу. Враз разогреетесь — горячей жаровни.

Гнев охватил У Суна, но он не проронил ни слова. Ничего не подозревая, Цзиньлянь отложила щипцы, налила чарку и, отпив несколько глотков, опять обратилась к деверю:

— Если у вас есть сердце, допейте мою чарку.

У Сун вырвал у нее из рук чарку, бросил ее на пол, а потом так оттолкнул Цзиньлянь, что она чуть не упала.

— Постыдилась бы, невестка. Я, У Младший, твердо стою на ногах. Я в здравом уме и твердой памяти и не стану попирать устои, с невесткой на блуд не пойду. И прекрати свое бесстыдство! А то не посмотрю, что ты невесткой доводишься, кулаки в ход пущу.

— Да я же пошутила, — покраснев, оправдывалась Цзиньлянь и принялась убирать со стола. — Не надо все принимать всерьез. Неужели вы не видите, как я вас уважаю?

Цзиньлянь собрала посуду и ушла на кухню.

О том же говорят и стихи:

После резкой отповеди У Суна Цзиньлянь поняла, что соблазнить деверя — пустая затея. Рассерженный У Сун между тем сидел у себя в комнате, погрузившись в раздумье. Было уже далеко за полдень и шел снег, когда с коробом на плечах вернулся У Чжи. Он отворил дверь, снял короб и вошел в комнату. Жена сидела с заплаканными глазами.