Джулиан Мэй - Золотой торквес

Стрекоза сверкнула золотой искрой над неподвижно застывшей мачтой корабля.

При первом же дуновении ветерка, слабо, словно мягкой кошачьей лапкой, взрыхлившего речную гладь, насекомое встрепенулось, резко взвилось в небо и снова зависло в воздухе. Отсюда судно казалось крохотной точкой среди неярких мелководных лагун и солончаков, затянутых жемчужной дымкой.

Выше! Выше! На трепещущих прозрачных крыльях стрекоза устремилась навстречу рассвету. Зоркие фасеточные глаза почти во всю головку позволяли ей увидеть темную глыбу материка, восходившего к северному горизонту. Кромка Европы была окутана клубящимся каскадом Роны, протекающей по обширному плато и впадающей в почти безводный Средиземноморский бассейн плиоценовой Земли, именуемый Пустым морем.

Может, туда, к материку? Крылья понесут его со скоростью более ста километров в час короткими перелетами. С высоты он проследит путь корабля, пройденный накануне. Но можно двинуться и восточнее, к маячащей вдали громаде Корсики – Сардинии, где, по словам Крейна, нет ни единого тану.

Он может лететь куда вздумается. Он теперь свободен.

Сброшены невидимые путы, наложенные гуманоидом-поработителем. Сегодня утром, когда он проснулся, его серебряный торквес похолодел: психопринудительный аппарат обезврежен небывалой силой его ума. Метафункции, высвобожденные торквесом, работают в нарастающем темпе.

Он вытянул сверхчувствительные стрекозьи локаторы, прислушиваясь и улавливая ровное дыхание семерых спящих на борту и телепатический гомон с других судов, разбросанных по бескрайнему водному пространству. Далеко на юге – он напряг зрение, неуклюже пытаясь сфокусировать его получше, – просматривались гармоничные умственные сигналы. Великолепно! Не иначе, там столица тану Мюрия, куда они и направляются.

Если он подаст сигнал, отзовется ли ему кто-нибудь с борта? А ну, попробуем!

Сознания мгновенно достиг невыносимо яркий отзыв:

«Кто ты, сверкающий озорник?»

«Кто, кто! Эйкен Драм – вот кто!»

«Такой далекий, маленький, мерцающий умишко… Постой! О-о!»

«Нет! Прекрати!»

«Не уходи, Сиятельный! Ты кто таков?»

«Пусти же, черт тебя…»

«Погоди, кажется, я тебя знаю…»

Его вдруг охватил леденящий ужас. Кто-то странный, неведомый завладевает им, прокладывая себе путь в лабиринте его мозга. Эйкен Драм рванулся, пытаясь освободиться, но слишком поздно сообразил, что ему понадобятся все силы, чтобы разрушить эту связь. Поднатужась, он все же стряхнул с себя чужую хватку. И вдруг понял, что падает, теряя обличье стрекозы и обретая свое человеческое, уязвимое. Ветер свистел в ушах. С воплями Эйкен летел прямо на корабль; за какую-то долю секунды до крушения ему удалось вновь превратиться в насекомое. Дрожа и отдуваясь, он уселся на верхушку мачты.

Поднятый им шум разбудил остальных. Судно раскачивалось, отчего по гладкой поверхности лагуны пробегала мелкая волна. Элизабет и Крейн высунулись из крытой пассажирской каюты и уставились на него; за ними показался Раймо с выражением тупого недоумения на задранной кверху физиономии; шкипер Длинный Джон орал во всю глотку:

– Эй, Драм! Я знаю, что это ты! Помогай тебе Бог, ежели что сотворишь с моей посудиной!

Крики привлекли на палубу еще одного пассажира, антрополога Брайана Гренфелла, который не удостоился даже серого торквеса. Он был зол и явно ничего не подозревал о телепатическом поединке, происходившем между стрекозой и остальными.

– Вы что, сдурели – так раскачивать судно?!

– Эйкен, спускайся! – громко произнес Крейн.

– Как же, держи карман! – отозвалась стрекоза.

Тану насмешливо взмахнул тонкой рукой.

– Ну и лети себе, стрекозел! Потом локти будешь кусать. Подумаешь, с торквесом справился! Мы это предвидели, между прочим. Но ведь серебряный торквес – только начало: в Мюрии тебя ожидают особые привилегии.