Unknown Unknown - Сказание о Ёсицунэ (пер. А.Стругацкого)

И он врезался в самую гущу врагов и принялся рубить, принимая удары слева и нанося удары направо, а спереди никто не решался к нему подступиться. Троих всадников уложил он на месте, двоих ранил, множество стрел сломалось о его панцирь, и вот уже сам он получил смертельную рану. Тогда рассёк он на себе пояс, взрезал живот и лёг рядом со своим старшим братом.

А Бэнкэй обливался кровью, но от этого он только пришёл в неистовство, и уже враги для него были не люди. Накидка хоро на нём развевалась по ветру. Грудь его заливала алая кровь из щелей в доспехах, и враги сказали друг другу:

– Этот монах взбесился, что ему некуда деться отсюда, он и спереди нацепил красную накидку хоро. От такого шального надо держаться подальше!

И они натянули поводья. Бэнкэй ещё в столице на каменистой пустоши Сиракава, что на берегу реки Камо, научился приёмам камнемётного боя. Едва не падая и всё же держась на ногах, закружился он по берегу Коромогавы, собирая обломки скал, но никто уже не смел противостоять ему.

Масиноо был убит. Бидзэн, побивши множество врагов, был тяжко ранен и покончил с собой. Катаока и Васиноо дрались плечом к плечу. Васиноо убил пятерых и упал мёртвым. Катаока остался без прикрытия, но на помощь к нему подбежали Бэнкэй и Исэ Сабуро. Шестерых убил и троих тяжело ранил Исэ Сабуро, после чего настал и его черёд: в упоении боя получил он смертельную рану, вспорол себе живот и умер.

Отогнав врагов, Бэнкэй явился перед господином и, держа алебарду под мышкой, сказал:

– Вот и я.

Судья Ёсицунэ читал восьмую книгу «Лотосовой сутры». Он спросил:

– Как дела?

– Бой идёт к концу, – ответил Бэнкэй. – Бидзэн, Васиноо, братья Судзуки и Исэ Сабуро бились славно и полегли с честью. Теперь остались лишь Катаока да я. И я пришёл, чтобы ещё раз взглянуть на вас. Если вы уйдёте прежде меня, подождите меня на Горах, ведущих к смерти. Если уйду прежде я, то буду ждать вас у Реки Тройной Переправы.

Судья Ёсицунэ спросил:

– Как быть? Я хотел бы дочитать священную сутру.

– Дочитывайте спокойно, – сказал Бэнкэй. – На это время я задержу врага хотя бы стрелами. Если даже меня убьют, я всё равно буду защищать вас, пока не дочитаете до конца.

С этими словами он поднял штору, посмотрел на господина долгим взглядом и пошёл было прочь, но тут же вернулся и прочёл такие стихи:

Так, поклявшись в верности на будущую жизнь, Бэнкэй вышел вон и, встав с Катаокой спиной к спине, обнажил меч. Поделивши между собой двор на два участка, они ринулись в бой, и под их натиском нападающие отхлынули, но часть их осталась на пространстве в три те между рвом и оградой.

Катаоку окружили шестеро, троих он уложил и теперь бился с остальными тремя, но уже притомились его плечи и руки, покрылось ранами тело, и он понял, что не сумеет устоять. Тогда он вспорол себе живот и умер.

А Бэнкэй подумал, что слишком длинна рукоять его алебарды, отломил, наступив, конец в один сяку, прочь отбросил обломок и, ухватив древко за середину, произнёс:

– Вот так-то лучше! Да и соратники мои были очень уж ненадёжны, только путались под ногами!

С этими словами он встал в воротах навстречу напиравшим врагам. Он рубил навзлет и наотмашь, он протыкал животы коням, а упавшим всадникам отсекал головы ударами алебарды под шлем либо оглушал их ударами тупой стороной меча и резал насмерть. Он рубил направо, налево и вокруг себя, и ни один человек не мог к нему подступиться и схватиться лицом к лицу. Бессчётное число стрел торчало в его доспехах. Он ломал их, и они повисали на нём, как будто надел он шиворот-навыворот соломенную накидку мино. Оперения чёрные, белые и цветные трепетали под ветром, словно метёлки тростника обана в осеннюю бурю на равнине Мусаси.

В безумной ярости метался Бэнкэй, нанося удары на все стороны, и нападающие сказали друг другу:

– Что за диво! Сколько своих и чужих уже перебито, и только этот монах при всём безумстве своём жив до сих пор! Видно, самим нам не справиться с ним. Боги-хранители и демоны смерти, придите на помощь и поразите его!

Так взмолились они, и Бэнкэй разразился хохотом. Разогнав нападавших, он воткнул алебарду лезвием в землю, опёрся на древко и устремил на врагов взгляд, исполненный гнева. Стоял он как вкопанный, подобный грозному божеству Нио. Поражённый его смехом, один из врагов сказал:

– Взгляните на него! Он готов перебить нас всех. Недаром он уставился на нас с такой зловещей ухмылкой. Не приближайтесь к нему!