Игорь Шкляревский: Читаю «Слово о полку...»

Отвечали: «Испугаешься, заболеешь...»

Человек привык засыпать в темноте и открывать глаза при свете утра. Засыпающий на закате закрывает глаза при свете и... открывает во тьме. В миг пробуждения мы особенно беззащитны. Еще в забытьи наши рефлексы, опыт, защитная реакция. Проснувшись во тьме, человек не может понять, почему темно, и раньше чем вспомнит и объяснит сам себе, испугается. К тому же во время «угасания» светила (в час между вороном и совой) одни силы природы слабеют, другие — оживают; на беззащитного во сне человека этот перепад оказывает мощное давление — и космос, и земля. Луна, как насос вытягивающая воду из заливов, обилие кислорода, быстро остывающие камни, резкие запахи ночных растений... Все это обостряет или угнетает психику, ты просыпаешься с тоской и тревогой — без причины...

Наблюдение природы, нравственные законы, психологические опыты живут в народных приметах. Рассыпанная соль — к ссоре... Это ведь не просто суеверие. Солонку опрокидывает чаще всего пьяная рука, когда мозг плохо управляет движениями. А где пьяный стол, там и ссора.

Два человека, два друга, идут по тропе. У них на пути дерево. Они обходят его с одной стороны, соблюдая примету. А если обтекут его с разных сторон — поссорятся... И в этой, казалось бы суеверной, примете есть благородный смысл — миролюбивый. Желание найти согласие в действиях, не дать чему-то или кому-то оказаться между ними — разгородить, вбить клин, рассорить. Собирание примет вовсе не обязывает их соблюдать, но приоткрывает глубины сознания человека в разные времена. В приметах живет сокровенный опыт народа; некоторые вошли в пословицы и поговорки, но бóльшая часть осталась бездомной, то есть без книги, которая будет тем полнее, чем раньше фольклористы соберут и запишут. Удивительно мудрые приметы помогают нам сохранить надежду, раздражение перевести в смех, зло превратить в добро.

Разбилась дорогая ваза — к счастью.

Женщина с полным ведром перешла дорогу — к удаче.

А если приметы не сбываются, в этом уже не всегда их вина. Если река отравлена, никакие приметы не помогут рыбаку. Если кислотные дожди упали на лес, не помогут надежные приметы, грибов не найдешь...

Не обязательно ученые — книгу примет могли бы собрать школьники. И ни одно издательство от такой книги, думаю, не откажется.

Колдовская непереводимая строчка. Переводится только ее смысл (ухватился за синее облако), а звук ускользает и ритм меняется. Черпаешь воду решетом, накрываешь ладонями блики, рыбачишь дырявым неводом... Обесисе сине мгле!

Поэты, как мелиораторы, загоняли «Слово» в классический размер, спрямляли извилистый блеск стихии, оснащали обязательной рифмой. И река становилась каналам...

Молитва переводчика: иди на всплеск, на звук, стань гибким как змея, текучим как вода, как птица — обопрись о воздух!

Три года я искал одну букву. Читатель даже не заметит ее или подумает, что так было.

В «Слове»:

В дословном переводе:

Пропало созвучие (кают — Каялы), и строка провисла. Смириться с потерей — повторить дословный перевод. Придумать классическую рифму—нарушить органику «Слова», где свободно аукаются гласные и перекликаются согласные.

Перевод был напечатан, и только через три года я нашел спасительную букву — «и»...

Строка стала на крыло.

У меня часто спрашивают, как я переводил «Слово», зачем?

Вот ты подходишь к реке и видишь круги от всплесков язей. Их много, они волнуют. Река — живая...

Вот ты развел костер, посмотрел на реку — круги расходятся в другом месте. Но если их много, картина не меняется, — река живая...

Потери неизбежны, но если в одном месте ты потерял, в другом должен возместить «круги» и «всплески», создать звуковой мираж в духе автора.

В дословном переводе (кричат телеги в полуночи, будто лебеди испуганные) пропадает пронзительное слово рци , передающее скрип тележных осей в ночной степи.

Рци — словно, будто...

Кто-то перевел это слово иначе: рци — скажи ...

Словно или скажи — дело ученых.

Мое дело — ритм, след, звук.