Игорь Шкляревский: Читаю «Слово о полку...»

А ты, свет Романе, и ты, Мстиславе!
Ваша храбрая мысль высоко вас кидает,
на ветрах восходящих, яко сокол, ширяет,
в буйстве птиц побивающий.
Ведь у вас и оплечья железные,
и шеломы — латинские.
Поле под вами треснуло!
И Литва, и Ятвяги, и Деремела
в страхе копья свои покидали,
и половцы головы преклонили.
Но для Игоря Солнце уже потемнело.
Древо лист не к добру обронило.
По Роси и по Суде
города уже стали делить.
А Игоря храбрых воинов не воскресить...
Дон вас кличет, князья, на победу.

Где вы, Ингварь и Всеволод?
И вы, три Мстиславича?
Вроде соколы не из худого гнезда.
Не по жребию славы
земли и города ухватили.
Где же ваши златые шеломы,
и рогатины польские, и щиты?
Загородите Полю ворота
своими стрелами острыми.
За землю Русскую,
за раны Игоря, храброго Святославича».

И Сула уже
не течет серебристыми струями
к Переяславлю.
И Двина помутнела
под грозными криками диких.
И один Изяслав, сын Васильков,
позвенел своими наточенными мечами
о шеломы литовские
и лежит под червлёным щитом
на кровавой траве,
сам прибитый мечами литовскими.
А трава ему говорит:
«Дружину твою, князь,
птицы крыльями приодели,
звери кровь полизали».
Не было брата его Брячислава,
не было там и Всеволода.
Изронил одиноко
он жемчужную душу из храброго тела.
И душа улетела
сквозь златое его ожерелье.
Голоса приуныли, поникло веселье,
трубы трубят городенские...

Ярославовы внуки и внуки Всеслава!
Уж склоните вы стяги свои
и мечи свои в ножны вложите.
Уже выпали вы из дедовской славы
и своими усобицами накликали
несчастья — на землю Русскую,
и насилие нам — от земли Половецкой.

На седьмом веке Трояновом
кинул Всеслав жребий, —
словно к девице любой,
исхитрившись, скакнул к граду Киеву!
И копьем дотянулся до киевского
золотого стола.
Отскочил лютым зверем
от Белгорода в полночь.
Ухватился за облако синее!
Утром в Новгород стукнул секирой!
Отворил ворота,
расшиб Ярославову славу,
от Дудуток
скакнул до Немиги,
на Немиге снопы головами стелют,
молотят цепами железными,
на току жизнь кладут,
веют душу от тела.
Не зерно у кровавых тех берегов —
посеяли кости русских сынов.
А Всеслав людям суд творил,
князьям города рядил,
по ночам серым волком рыскал.

В Киеве до петухов
Солнцу путь перейдет в тумане,
а чуть свет — он в Тмуторокаии.
С темным светом душа была.
В Полоцке рано ему звонили
колокола на Святой Софии,
а он в Киеве звон слышал!..
Хоть и вещую душу Всеслав имел,
а немало и бед терпел.
Вещий Боян тогда уже
ему предсказал в припевке:
«Ни мудрому, ни лукавому,
ни, как птица, вертлявому,—
суда Божьего не миновать».

О, стонать Русской земле,
как вспомянутся первые годы
и первые наши князья.
Ведь того же Владимира старого
пригвоздить к горам киевским —
было нельзя!
Нынче стяги его разлетелись.
Эти — с Рюриком, те — с Давидом.
Развеваются врозь стяги русские,
копья русские врозь поют.
А уже и на Дунае Ярославлин голос слышится.
Зегзицею незнаемой кукует рано:
«Полечу далеко по Дунаю,
долечу до реки до Каялы,
омочу в ней рукав свой белый,
оботру князю кровавые раны
на теле его несчастном».

Ярославна
чуть свет причитает
на стене городской во Путивле:

«О, Ветер-ветрило,
зачем ты так сильно веешь,
мечешь половцев стрелы
на воинов моей лады?
Или мало тебе
корабли лелеять, волнуя синее море?
Зачем ты мое веселье по ковылям развеял?»

Ярославна
чуть свет причитает
на стене городской во Путивле:

«О, Днепр Словутич,
ты пробил каменистые горы
сквозь землю Половецкую!
На себе ты лелеял челны Святослава
до полков Кобяка.
Прилелей же ко мне мою ладу,
чтоб не слала я издалека
к морю слезы свои так рано!»

Ярославна
чуть свет причитает
на стене городской во Путивле:

«Солнце светло-тресветлое,
всем ты красно и тепло,
все тебе рады.
Зачем ты лучи горячие
шлешь на полки моей лады?
В поле безводном луки расслабило зноем,
тоской оплело колчаны...»

И прыснуло море в полуночи.
Смерчи нагнали мглу.
Князю Игорю Бог путь кажет
из земли Половецкой
на землю Русскую
к отчему золотому столу.
Погасли вечерние зори.
Игорь спит — Игорь не спит,
Игорь мыслию поля мерит
от великого Дона до малого Донца.
В полночь свистнул Овлур за рекой коня,
знак подал — наготове быть.
Велит Игорю выходить.