Лирика древней Эллады в переводах русских поэтов

Вот и панцыри из холста;
Вот и полые, круглые
Лежат щиты.

Есть булаты халкидские,
Есть и пояс, и перевязь:
Готово все.

Ничего не забыто здесь;
Не забудем и мы, друзья, —
За что взялись.

Дождит Отец-Зевс с неба ненастного,
И ветер дует стужею Севера;
И стынут струйки дождевые,
И замерзают ручьи под вьюгой.

Как быть зимой нам? Слушай: огонь зажги,
Да — не жалея — в кубки глубокие
Лей хмель отрадный, да теплее,
По-уши в мягкую шерсть укройся.

Будем пить! И елей
Время зажечь:
Зимний недолог день.

Расписные на стол,
Милый, поставь
Чаши глубокие!

Хмель в них лей — не жалей!
Дал нам вино
Добрый Семелин сын —

Думы в кубках топить...
По два налей
Полные каждому!

Благо было б начать:
Выпить один, —
И за другим черед.

Сохнет, други, гортань, —
Дайте вина!
Звездный ярится Пес.

Пекла летнего жар
Тяжек и лют;
Жаждет, горит земля.

Не цикада — певец.
Ей ни по чем
Этот палящий зной:

Все звенит, да звенит,
В чаще ветвей,
Стрекотом жестких крыл,

Все гремит, — а в лугах
Злою Звездой
Никнет сожженный цвет.

Вот пора: помирай!
Бесятся псы,
Женщины бесятся.

Муж — без сил: иссушил
Чресла и мозг
Пламенный Сириус.

Мнится: все бы нам пить, да пить!
Сладко в голову бьет вино, —
А там — хоть плачь!

Тяжким облаком ляжет хмель.
В мыслях — чад, на душе — тоска.
Себя коришь,

Сожалеешь — не весть о чем,
И веселый не весел зов:
«Ну, пей же, пей!»

Черплем из кубков мы
Негу медвяную.
С негой медвяною
В сердце вселяются
Ярого бешенства
Оводы острые.

Святая Сафо!
С нежной улыбкой Сафо!
С кудрями цвета
Темной фиалки, Сафо!

Слететь готово
С уст осмелевших слово...
Но стыд промолвить
Мне запрещает слово!

Когда б твой тайный иомысл невинен был,
Язык не прятал слова постыдного, —
Тогда бы прямо с уст свободных
Речь полилась о святом и правом.

Радужно-престольная Афродита,
Зевса дочь бессмертная, кознодейка!
Сердца не круши мне тоской-кручиной.
Сжалься, богиня!

Ринься с высей горных, — как прежде было;
Голос мой ты слышала издалече;
Я звала — ко мне ты сошла, покинув
Отчее небо!

Стала на червонную колесницу;
Словно вихрь, несла ее быстрым летом.
Крепкокрылая, над землею темной
Стая голубок.

Так примчалась ты, предстояла взорам,
Улыбалась мне несказанным ликом...
«Сафо!» — слышу: «Вот я! О чем ты молишь?
Чем ты болеешь?

«Что тебя печалит, и что безумит?
Все скажи. Любовью ль томится сердце?
Кто ж он, твой обидчик? Кого склоню я
Милой под иго?

«Неотлучен станет беглец недавний;
Кто не принял дара, придет с дарами;
Кто не любит ныне, полюбит вскоре —
И безответно...»

О, явись опять — по молитве тайной
Вызволить из новой напасти сердце!
Стань, вооружась, в ратоборстве нежном
Мне на подмогу!

Мнится мне, как боги, блажен и волен,
Кто с тобой сидит, говорит с тобою,
Милой в очи смотрит и слышит близко
Лепет умильный

Нежных уст ... Улыбчивых уст дыханье
Ловит он... А я. — чуть вдали завижу
Образ твой. — я сердца не чую в персях,
Уст не раскрыть мне!

Бедный нем язык, а по жилам тонкий
Знойным холодком пробегает пламень;
Гул в ушах; темнеют, потухли очи;
Ноги не держат...

Вся дрожу, мертвею; увлажнен потом
Бледный лед чела; словно смерть подходит..
Шаг один — и я, бездыханным телом,
Сникну на землю.

Мнится, легче разлуки смерть, —
Только вспомню те слезы в прощальный час.