Аристотель: Этика

Эти же мысли Аристотель излагает и в Политике III, а портрет тирана находится в VIII кн. того же сочинения.

Гесиод. Дела и дни, 366.

Eurip. Orest. 667.

То есть те, которые говорят, что блаженный не нуждается в друзьях.

Гесиод. Дела и дни, 353.

Феогнид.

Аристотель возвращается к тому, что говорил в VII книге § 11.

В Филебе.

Пифагорейцы.

В доказательство того, что наслаждение не есть благо.

См. Фοσιϰη ς αϰρ., § V–VII.

Здесь Аристотель имеет в виду Платона, а именно Филеба 52–53; ср. также то, что Аристотель говорит в VІІ книге, глава 12 Эт. Ни. (Этика. К Никомаху?)

Переход к «Политике».

Politikēs. To же возвышение «архитектонической» науки политики – в начале EN.

Spoydaion einai… aretas ekhein. Как всегда, Ар. дает развернуться содержанию и смыслу, которые обнаруживаются в непосредственно данной действительности или предполагаются ею. Добродетель и благо у него не диктуемые извне нормы, а необходимая предпосылка индивидуальной и социальной практики, залог ее успеха: добротность, надежность душевной установки и годность, «правильность» действий и поступков.

Этика у´же политики и в этом смысле ее часть, но, поскольку полис строится на началах справедливости и дружбы, политика в свою очередь отправляется от этики. Такая взаимозависимость связывает политику только с этикой, но не с военным искусством, экономикой и риторикой: три последних подчинены политике, тогда как этика по существу отождествляется с нею (I 34; Rhet., начало). Здесь нет отхода от Платона, который исследовал политику и этику как одно целое (см. название соответствующего трактата: «Государство, или О справедливости»). У Платона бросается в глаза родство понятий полиса и «города души», политической деятельности и внутреннего, нравственного гражданствования; воспитание детей есть у него насаждение благоустроенной политии в их внутреннем полисе (Rp. IX 590е–591а; II 398 de). Ар. тоже систематически сближает внутреннее гражданствование с внешним, устроение души – с государственным строем (I 34,1197b27–35; EN VII, 1152а20–24, b1; VIII 5, 1157а26). Различие между двумя философами в том, что для Платона важнее блюсти «небесный порядок» душевного града (Rp. IX 592аb) и внешнее государство для него лишь модель и символ внутреннего, тогда как Аристотель острее сознает зависимость душевного устроения от граждански-государственного и необходимость общего дела для самоосуществления человека; благо всех для него заведомо «лучше» блага единицы, хотя вначале должно быть достигнуто это последнее (EN I1).

Oyk oikeian aretōn tēn theorian epoieto. О числовом структурализме пифагорейцев см. Met. I 8; I 5; XIII 4. Работа Ар. «О пифагорейцах» не сохранилась. Ниже (I 33) и в EN (V 8, начало) назван принцип пифагорейской справедливости – «взаимопретерпевание» (to antipeponthos), каким-то образом выражавшееся через квадрат («число, помноженное само на себя»). Возможно, мысль пифагорейцев тут упрощена и «взаимопретерпевание» предполагало не просто равенство понесенного наказания, потому что у самого Ар. (Prоb1. mech. 850b2) термин antipaskhō означает соразмерность величин, а у Евклида (VI 14–15) – взаимную пропорциональность сторон фигур.

Т.е. поскольку задача этики – конкретная работа осмысления, взращивания и упрочения природной добродетели, созерцание запредельных идей может только отвлечь и расхолодить человека. Вся эта 1-я глава – спор с платонизмом, понятым как раздвоение мира на действительный и идеальный.

См. EN VII 15 – о простоте божественной радости, Met. XII 7 – о наслаждении бога своей непрерывной деятельностью и Polit. VII 1 – о его блаженной евдемонии.

Аристотелевское «или» (е) означает часто отрицание предшествующего тезиса, как в данном случае. Этическое благо – явно не отвлеченная идея. Из перечисленных пониманий его – 1) лучшее для каждого конкретного сущего, 2) идея, 3) общее понятие, 4) результат индукции – принимается первое (1183а6–7).

Реальный Платон умел думать и говорить об идеях без отвлеченностей и абстракций, так что аристотелевская критика направлена не против него, а против такого платонизма, который вместо вещей начинает созерцать их воображаемые прообразы. В данном случае заоблачные идеализации отводятся аргументом от науки: дело практической науки, искусства, умения – не раздумывать о видах блага, а делать конкретные шаги к нему. В EN I 4 другая аргументация: не к чему заговаривать об идее, раз все равно знание о ней извлекается из знания о воплощающей ее конкретной вещи.