перед нашим уходом в плавание Балтайским заводом, на котором она раньше работала на
электрической станции. Я наиболее перегрузил ее - вместо 640-а ампер на 1100, а остальные 3
вместо 320-и - на 400. С этого момента почти до самого окончания боя, я находился при
турбинах и динамо-машинах, переходя от одной к другой и наблюдая их работу. Работали они
отлично, без всякого нагревания до следующего дня. И тем нас, безусловно, спасли.
Ходя по палубам, я забежал на минуту в свою каюту за папиросами, которых, увы, не
нашел, так как от моей каюты и соседней с нею остались одни ошметки и громадная дыра в
борту. Чувствуя все-таки желание курить, я забежал в каюту командира, где бесцеремонно и
набил свой портсигар. Его каюта была цела, но адмиральский салон был исковеркан: стол
разбит, в левом борту дыра такая, что тройка влезет; 47-мм орудие этого борта лежало у
стенки правого, вместе с двумя бесформенными трупами комендоров, из которых один
представлял из себя почти скелет, а другой был разрезан пополам.
Временами сверху приходили различные и противоречивые известия, так как бой
сместился, наш отряд в нем участия не принимал, и ничего было не видно толком. Похоже
около того времени прибилась к нам подбитая в корму и изрядно осевшая в воду «Победа»,
она не могла угнаться за двумя другими «пересветами», которые быстро от нас отрывались…
Внизу было неважно: носовой отсек на батарейной палубе был залит до главной носовой
переборки, которая пучилась и пропускала в швах; носовые погреба на метр залились водой,
но оттуда ее успевали откачивать. Переборку укрепляли, чем могли, ставя подпоры. Вода
текла уже по жилой палубе, просачиваясь через переборку. Трюмный, гидравлический и
минный механики и старший офицер старались укреплять ее: тащили еще бревна, плотники
здесь же делали клинья, шла спешная и лихорадочная работа.
Пожар батареи через час полтора после начала прекратился совершенно. Вероятно сам
по себе, так как больше было нечему уже гореть. На палубе валялись выгоревшие патроны и
пустые гильзы, стенки и борта были черны; на них и с подволока свисали в виде каких-то
обрывков проволок обгоревшие провода. Шестидюймовые пушки совершенно черные
угрюмо молчали, и около них хлопотали обгоревший плутонговый командир лейтенант Буш и
мичман Блинов с несколькими комендорами. Семена Федоровича явно лихорадило, поскольку
ожоги у него на лице, шее и руках были весьма обширны, однако никакие уговоры уйти вниз
не действовали. Противоожеговую мазь и бинты наложили ему тут же, сами комендоры.
Благо индивидуальные пакеты и аптечки были под рукой - опыт «Рюрика» у Кадзимы был
учтен. Но выглядел он сейчас в белой чалме и с бинтами на руках весьма импозантно.
Артиллерийские офицеры и их подчиненные старались силой расходить ручные
подъемные и поворотные механизмы, что пока им не удавалось, так как медные погоны от
жары покоробились и местами оплавились. От сильного напряжения в течение нескольких
часов я приобвык и стал мало чувствителен к окружающей обстановке, так что несколько
обгоревших до костей трупов в батарее не производили почти никакого впечатления, и я
спокойно спотыкался и наступал на них. Затем я опять вернулся вниз к своим турбинам и
динамо-машинам.
В офицерских отделениях лежали раненые, человек 40, стонали, и около них хлопотали
добровольцы из команды, под руководством подшкипера, который самостоятельно принял
как бы роль выбывших из строя докторов. Оба доктора лежали рядом и, хотя и пришли в
сознание, но были пока так слабы, что не могли двигаться. В почти таком же положении
находился лейтенант Овандер, около него хлопотал какой-то сердобольный телеграфист.
Поговорив с Эдуардом Эдуардовичем и перебросившись несколькими словами с докторами и
с некоторыми ранеными из команды, чтобы их ободрить чем-нибудь, я сообщил, что бой пока
кончился, все в порядке, и мы идем в Порт-Артур хорошим ходом - небольшая ложь, но мне
хотелось сделать что-нибудь приятное им, так как жалко было смотреть на сморщенные,
покрытые желтой пылью пикриновой кислоты лица.
Потом я зашел в кормовое подбашенное отделение 12" орудий, где застал прислугу
подачи в столь же спокойном настроении, как и их командира башни - лейтенанта Владимира
Ивановича Залесского. Они деловито производили подачу, причем старый запасной
Читать дальше