Джейн Остин - Эмма

She thought well of Frank in almost every respect; and, what was more, she loved him very much, and her defence was, therefore, earnest.

Она во Фрэнке не видела изъянов, а главное — любила его, и потому истово защищала.

She talked with a great deal of reason, and at least equal affection—but she had too much to urge for Emma's attention; it was soon gone to Brunswick Square or to Donwell; she forgot to attempt to listen; and when Mrs. Weston ended with,

Она говорила и умно, и с чувством, но Эмма вскоре потеряла нить ее рассуждений ее внимание устремилось на Бранзуик-сквер — в Донуэлл; она больше не вслушивалась, и, когда миссис Уэстон завершила словами:

"We have not yet had the letter we are so anxious for, you know, but I hope it will soon come," she was obliged to pause before she answered, and at last obliged to answer at random, before she could at all recollect what letter it was which they were so anxious for.

«Письма, которого мы так ждем, еще нет, но надеюсь, оно скоро придет», — ответила не сразу и наугад, так и не вспомнив, о каком письме идет речь.

"Are you well, my Emma?" was Mrs. Weston's parting question.

— Эмма, девочка моя, здоровы ли вы? — спросила ее напоследок миссис Уэстон.

"Oh! perfectly.

— Совершенно! — отвечала Эмма.

I am always well, you know.

— Вы же знаете, я не болею.

Be sure to give me intelligence of the letter as soon as possible."

Так не забудьте известить меня, когда придет письмо.

Mrs.Weston's communications furnished Emma with more food for unpleasant reflection, by increasing her esteem and compassion, and her sense of past injustice towards Miss Fairfax.

Рассказ миссис Уэстон дал Эмме новую пищу для невеселых размышлений, заставив ее проникнуться еще большим уважением и сочувствием к мисс Фэрфакс, острее ощутить, как она к ней была несправедлива.

She bitterly regretted not having sought a closer acquaintance with her, and blushed for the envious feelings which had certainly been, in some measure, the cause.

Горько сетовала она, что не стремилась ближе сойтись с нею, и краснела при мысли, что причиной тому была в известной мере, конечно же, зависть.

Had she followed Mr. Knightley's known wishes, in paying that attention to Miss Fairfax, which was every way her due; had she tried to know her better; had she done her part towards intimacy; had she endeavoured to find a friend there instead of in Harriet Smith; she must, in all probability, have been spared from every pain which pressed on her now.—Birth, abilities, and education, had been equally marking one as an associate for her, to be received with gratitude; and the other—what was she?—Supposing even that they had never become intimate friends; that she had never been admitted into Miss Fairfax's confidence on this important matter—which was most probable—still, in knowing her as she ought, and as she might, she must have been preserved from the abominable suspicions of an improper attachment to Mr. Dixon, which she had not only so foolishly fashioned and harboured herself, but had so unpardonably imparted; an idea which she greatly feared had been made a subject of material distress to the delicacy of Jane's feelings, by the levity or carelessness of Frank Churchill's.

Послушайся она мистера Найтли — яви она к Джейн внимание, которого она с такою несомненностью заслуживала — попытайся узнать ее лучше, сделать шаг ей навстречу, найти друга в ней, а не Гарриет Смит, — и как знать, быть может, не пришлось бы ей теперь так мучиться. Одна — ровня ей по уму, рождению, воспитанью, а что такое другая?Предположим даже, что они бы не подружились, что мисс Фэрфакс не посвятила бы ее в столь важную тайну — а вероятней всего, так бы и случилось, — все-таки, узнав ее как следует, как ей следовало узнать Джейн Фэрфакс, она бы не питала этих гнусных подозрений насчет непристойного романа с мистером Диксоном, которые не только выдумала и взлелеяла по глупости сама, но и, что вовсе непростительно, разболтала другому, который, опасалась она, мог по легкомыслию и беспечности сообщить о них Джейн и глубоко оскорбить ее в самых деликатных чувствах.

Of all the sources of evil surrounding the former, since her coming to Highbury, she was persuaded that she must herself have been the worst.

Она понимала теперь, что со времени приезда Джейн в Хайбери была для нее, вероятно, худшим из многочисленных зол, осаждавших ее.

She must have been a perpetual enemy.

Была всегда и во всем врагом ей.

They never could have been all three together, without her having stabbed Jane Fairfax's peace in a thousand instances; and on Box Hill, perhaps, it had been the agony of a mind that would bear no more.

Всякий раз, как они оказывались втроем, она угрожала спокойствию мисс Фэрфакс на тысячи ладов, а Бокс-хилл явился, по всей видимости, последней каплей, переполнившей чашу душевных страданий.

The evening of this day was very long, and melancholy, at Hartfield.

Долог и невесел был этот вечер в Хартфилде.

The weather added what it could of gloom.

Погода тоже наводила уныние.

A cold stormy rain set in, and nothing of July appeared but in the trees and shrubs, which the wind was despoiling, and the length of the day, which only made such cruel sights the longer visible.

Заладил холодный дождь, и о том, что на дворе июль, напоминали разве что деревья и кусты, терзаемые ветром, да поздний закат, который все медлил скрыть от глаз эту безотрадную картину.

The weather affected Mr. Woodhouse, and he could only be kept tolerably comfortable by almost ceaseless attention on his daughter's side, and by exertions which had never cost her half so much before.

Непогода дурно действовала на мистера Вудхауса, и приободрить его могли одни лишь непрестанные заботы дочери, которые ныне стоили ей небывалых дотоле усилий.