Unknown - 3eafa058-389c-4d86-87ae-2c8bdbbade06

— Я в порядке, — говорю я ей, автоматически открывая свою дверь. Сейчас я на

автопилоте. Я двигаюсь, но не чувствую этого. Мила садится в машину и снова смотрит

на меня. Не знаю, чего она ждет. Я закрываю дверь.

Я пристегиваюсь и сижу еще секунду, глядя на снег перед нами. Передо мной все

как в тумане. Размытые движения, размытые формы. Цвета, кровоточащие друг в друга.

Ничто не имеет смысл.

— Пакс, — шепчет Мила. Я чувствую ее взгляд на себе, ожидающий чего-то. Чего,

блять, она ждет? Но я не спрашиваю. Она наклоняется и обнимает меня, оборачивая

руками мои плечи и утыкаясь лицом мне в шею. Я не чувствую ее тепла. Я слишком

онемел.

— Все будет хорошо, — наконец, шепчет она, отстраняясь. Она вытирает слезы, и я

удивляюсь, почему не плачу. Это я должен плакать, но моих эмоций, кажется, нет. Я

ничего не чувствую.

Я завожу машину и еду. Между Милой и мной стоит тишина. Я держу свои глаза

на дороге, не в состоянии сосредоточиться или сконцентрироваться. Я чувствую

онемение, такое же, как я чувствовал, когда нырнул в озеро за Милой. Мое сердце, словно

кусок льда. Заморожено, приостановлено.

— Пакс, — бормочет она, глядя на меня. Я чувствую ее взгляд, ее мягкое

выражение. Я не хочу видеть ее, поэтому не смотрю. Я не заслуживаю ее. Я не

заслуживаю ее доброту.

— Мы должны поговорить об этом, — ее голос мягкий, но настойчивый.

Она кладет руку мне на ногу. Ее пальцы холодные. Обычно, я бы схватил ее,

держал, положил бы в свою руку, чтобы согреть. Но не сейчас. Я не заслуживаю того,

чтобы прикоснуться к ней теми же руками, которые убили мою мать. Поэтому я держу

свои руки сжатыми на руле и смотрю на шрам. Он зубчатый и глубокий, его края белые.

102

http://vk.com/world_of_different_books

Я пометил тебя.

В моей голове, я помню этого человека с желтыми зубами, прочертившего кровью

моей матери разрез. Кровь моей матери буквально на моих руках. Она укоренилась в моей

коже навсегда. Я пометил тебя.

Я сглатываю.

— Я убил свою мать. Тут больше не о чем говорить. В моих снах я все время

думал, что она умоляла меня сделать что-то. Но — нет. Она умоляла за меня. За мою

жизнь.

Кажется, что все приближается ко мне, и я вдруг чувствую невероятный жар. Я

глубоко дышу, всасывая воздух. Белый снег и небо, кажется, закручиваются вокруг меня,

и я не вижу дорогу. Я съезжаю на обочину и открываю свое окно, а затем смотрю вдаль,

пытаясь контролировать свое бьющееся сердце, дыхание, мысли.

Мила молчит.

Думаю, она не знает, что делать.

— Пакс, — пытается она. — Я хочу сказать, что это не твоя вина. Это он был с

пистолетом, и он насиловал твою маму. Это был не ты. Я люблю тебя. Я сделаю все, что

тебе нужно. Просто скажи. Мы можем пройти через это.

Ее слова исчезают, и я смотрю на тихий зимний день.

Я не могу поверить, что все в мире идет так же, как это было сегодня утром, как

будто ничего не случилось. Вороны сидят на соседнем дереве, и я могу услышать их

карканье. Я удивляюсь, почему они не улетели на юг, но, на самом деле, мне похуй. Люди

на тротуаре укутались в куртки, спасаясь от холодной зимы. Холодно. День, ветер, комок

в горле.

Я сглотнул, но комок не уходит вниз.

Я качаю головой и снова завожу машину, уезжая в свой дом. Дорога позади нас в

сером тумане.

После остановки шин на снегу на моей подъездной дорожке, я обращусь к Миле:

— Я не собираюсь быть хорошей компанией сегодня. Думаю, наверное, мне

следует просто побыть в одиночестве.

Она сразу качает головой.

— Никогда в жизни. Я не буду тебя беспокоить, Пакс. Но доктор сказал, что ты не

должен быть один. Таким образом, ты будешь делать все, что хотел. Ты будешь думать об

этом, обработаешь все, как тебе хочется, но я останусь. Я просто съезжу в город и получу

лекарство по рецепту. Я скоро вернусь.

Я коротко киваю, и иду в дом. Я не оглядываюсь назад, хотя чувствую, что Мила

уставилась на меня.

Я безвольно стою в середине гостиной. Я не знаю, что делать. Я не знаю, как

справиться с этим. Как с этим вообще можно справиться?

А потом, я внезапно подумал о моем отце, и сильная ярость прошла через меня,

преодолевая онемение.

Он знал об этом. Он знал все эти годы, но не сказал мне. Он сделал так, что все

воспоминания о том дне испарились. Он должен был знать, что это сделает со мной.

Но сейчас все обретает смысл. Неудивительно, что он подолгу оставался на работе