Айзенберг Я.Е. - Ракеты. Жизнь. Судьба.

тема нашей последней статьи в журнале. Но, как у нас говорили, «поезд уже

ушел», внести новое управление в уже сделанную СУ было совершенно

нереальным. Решили рисковать.

Для этого метеослужба полигона непрерывно зондировала ветер, я по

министерской связи диктовал эти данные в Харьков, их вводили в аналого-

цифровой комплекс и определяли, является ли нагрузка допустимой. Как

93

всегда, «прочнисты» перестраховались и дали нам очень жесткие

ограничения, при которых пуск еще возможен. Вся связь с метеорологами и

Харьковом осуществлялась голосом, более современными видами связи мы

тогда не располагали. Итак, я диктую в Харьков данные последнего

метеозондирования, надо мной стоит Губанов, который хочет уже нажимать

кнопку «пуск», все ждут, а я пытаюсь вытащить из сидящего в Харькове

В.Н.Романенко точные данные по нагрузкам. Наконец, очень осторожный

Романенко начинает говорить, что нагрузки вроде допустимые, но с каждым

последующим метеозондированием обстановка ухудшается. Я повторяю

вслух его слова, но Губанов, услышав «вроде допустимые» и, не дожидаясь

конца фразы, идет и нажимает пусковую кнопку. И правильно делает, ракета

медленно поднимается со стартового стола и уходит. Наше волнение в это

время описать невозможно.

Начинается отсчет времени дежурным офицером телеметрического контроля.

Каждые 20 секунд он повторяет, глядя на экраны мониторов «тангаж,

рыскание, крен (это углы поворота ракеты по трем осям) - в норме, полет

устойчивый», а в следующие 20 секунд - «давление в камерах сгорания

двигателей в норме». Вот так все присутствующие узнавали о полете ракеты,

никаких мониторов перед ними не было, но все равно это были самые

приятные слова. Слышим «полет первой ступени закончен, двигатели

нормально выключились». Начался с тем же комментарием полет второй

ступени. И, наконец, предварительная команда на выключение двигателей

прошла, а спустя несколько секунд и главная. Нагрузка выведена на орбиту, у

нас начинается всеобщее ликование, прямо скажем, неожиданный для всех

результат. Чтобы с первого же пуска такой колосс полетел, это невиданно,

предыдущий гигантский проект Н1-Л3 так этого и не сделал. Но все ведут

себя так, вроде этого только и ждали. Кто-то из работников ЦК побежал

звонить по ВЧ Горбачеву в Будапешт, чтобы и его обрадовать.

Теперь главное побыстрее улететь с полигона в Москву, начальников тьма-

тьмущая, а есть только два служебных самолета РКК «Энергия».

Прошу команды генерального директора РКК В.Д.Вачнадзе приказать

включить меня в полетный лист первого самолета, но продолжаю бояться,

что в последнюю минуту появится какой-нибудь зам. министра или министр,

и меня из листа вычеркнут. Поэтому заранее приехал на аэродром,

называемый «Крайний», и жду. Спокойно стало только, когда со своим

неизменным маленьким кейсом появился Глушко и пригласил меня с собой.

Теперь меня снять с самолета уже нельзя.

Летим в личном салоне генерального, летчики приносят только чай (даже в

такой день), а невозмутимый Валентин Петрович говорит только одну фразу.

«Теперь на очереди – «Вулкан»». Это тоже ракета-носитель, но не с

четырьмя, а с 8 боковушками и вывести на орбиту она может до 200 тонн, я

знаю о ней только понаслышке, проектирование еще не началось.

94

Так мне запомнился первый пуск «Энергии». Интересно, что в 2002 г.

исполнилось 15 лет этому событию, но никакой особой информации по этому

поводу в доступной мне прессе не было. Зато был отмечен спустя некоторое

время такой же юбилей корабля «Буран». Я отношу это только к тому, что

писать об «Энергии» как о чисто российском достижении никак нельзя было,

так как все ее «боковушки» изготавливались в Днепропетровске, а

важнейший элемент – система управления - разрабатывался и изготавливался

в Харькове. Я считаю это проявлением российского национализма, ведь

Украина – другое государство.

Сразу после пуска «Энергии» к нам пришел новый начальник А.Г.А-ко. До

этого он работал главным конструктором серийного завода «Коммунар»

(бывший п/я 201).

Разработками современных СУ он никогда не занимался и в нашей технике

практически ничего не понимал.

Мы выполнили еще один успешный пуск «Энергии», на этот раз с

орбитальным кораблем «Буран».

У А-ко оказалась неизлечимая болезнь и, проработав несколько лет, он умер.