Коллектив Мохова - Интернет и идеологические движения в России

Сравнение постсоветской России с «сердцевинами» других континентальных империй оказывается довольно продуктивным для понимания феномена «имперского пленения» и сложности постимперских трансформаций. В схожем с постсоветской Россией положении оказывались иные имперские политии, потерпевшие крах в ХХ веке. В то время как на обломках Российской империи в результате Гражданской войны победила имперско-советская модель573, в иных континентальных империях реализовались другие сценарии трансформации.

В образовавшихся на просторах бывшей Австро-Венгрии республиках заработал механизм этнического национализма. Тем не менее его влияние не смогло ликвидировать в одночасье «имперское сознание» и предотвратить ностальгию по утраченному государственному величию. Чешские немцы, оказавшиеся на обломках Габсбургской монархии, в которой они были господствующим этносом, приветствовали аннексию Судетской области и последовавшую оккупацию всей Чехословакии в 1938–1939 гг., а в Вене тем временем восторгались гитлеровским Аншлюсом. Третий Рейх стал для немцев Германии, Австрии, Чехии, Польши и других стран региона попыткой восстановить бывшее имперское пространство и возродить мощь, утраченную этим государствообразующим народом двух империй, павших в 1918 г.

Турецкая республика с начала 1920-х гг. стала полем для действия новых для нее форм националистического воображения и практики: здесь умы были захвачены младотурецким этнонационализмом в его смеси с западничеством и стремлением к полномасштабной модернизации общественных нравов и политической системы. Однако актуализированное наследие империи вскоре и здесь дало о себе знать: национальный порядок так и не был в полной мере построен, созданная демократия оказалась нестабильной, а курдский вопрос внутри (и вне) Турции до сих пор не решен, хотя прошло уже целое столетие с начала турецкой постимперской трансформации.

Югославия — отличная от СССР лаборатория по построению «красной империи»: югославский проект был значительно «мягче» советского, притом отнюдь не только в экономике и внешней политике. Югославские элиты во главе с И. Тито также пытались поддерживать хрупкий баланс между этносами и территориями при помощи квазифедеративной модели власти. Однако эти попытки, плохо скрываемые официальной идеологией и системой коммунистического управления, в конечном счете легко уступили место веренице этнических конфликтов. Результатом последних, в частности, стал территориальный раздел имперского центра — Сербии. Имперский порядок, отлучавший народы от реального принятия решений, стремился поддерживать их фактическое и символическое равноправие, но в конечном итоге сам способствовал развитию этнических национализмов, как только авторитарный режим столкнулся с рядом внутренних и внешних кризисов.

Югославский, как и российский сценарии свидетельствуют о том, что разложение империи может быть оттянуто на десятилетия, а «спящие» территориальные претензии, подогревающие националистические настроения, могут быть возбуждены значительное время спустя после момента юридического оформления государственных границ. Примером этому является возвращение к идее и практике «космического суверенитета»574 в России в виде планов по новому «освоению», то есть колонизации, «Русского мира» на просторах Евразии575 через двадцать лет после краха СССР.

В современной России, начиная с конца 1990-х и до настоящего времени, происходит развитие процессов аналогичных тем, что имели место в Германии 1920-х и начала 1930-х гг.576 . Их суть, как мы увидели, состоит в мистификации имперского прошлого и попытке в него вернуться. «Призраки» прошлого настигают настоящее, а фантомные боли по империи и воспроизводство имперского наследия в мышлении и политической практике достигают своего апогея в попытках искоренения идеологического (и иного) разнообразия, ликвидации федерализма и консолидации политического режима вокруг ксенофобной и милитаристской риторики. Как бомба замедленного действия, этот «синдром» становился явью постепенно: демократическая революция времен Перестройки и начала 1990-х гг. сменилась замедлением реформ. За этим последовал реставрационный период, прошедший несколько этапов — от восстановления имперской символики государства до деградации конституционных норм, от ограничения политического плюрализма до травли оппозиции, от сожаления об утрате имперских (советских) колоний до агрессивной попытки реализовать проект имперского национализма на постсоветском пространстве.