Анатолий Малкин: А потом пошел снег… (сборник)

По прилете они, конечно, никуда не пошли – остались в постели и почти уже начали засыпать, когда телик, на котором журчали шведские разговоры о женской эмансипации, начал демонстрировать новый прибор, с помощью которого женщины, преодолев еще один момент неравноправия, наконец смогут вести себя как мужчины – как ни странно, но именно эта глупость и повернула их друг к другу.

Сначала они хохотали как ненормальные, потом начали целоваться – как раньше, долго, без дыхания, втягиваясь друг в друга, но поняли, чем это готово было закончиться, и остановились – они не хотели секса, они хотели любви.

Они открыли чемоданы, достали самые нарядные свои вещи – она вечернее платье, которое так нежно обволакивало шелком ее грудь, почти ничего не скрывая, а он надел красивый костюм, который она ему сама выбрала, и мягкие блестящие туфли.

Потом он достал коробочку с диском с мелодией, под которую они познакомились в Норильске в командировке, – от этой мелодии у них обоих так щемило внутри, что хотелось плакать.

Жил он там в «Центральной» гостинице этого пропахшего угарным газом и запахом свежеразлитого металла города – дух в нем, даже на улице, стоял такой, что дыхание перехватывало. Чем дышали на комбинате, было невозможно и представить.

Он уже неделю дожидался погоды и самолета на материк и так заскучал, что не вылезал из буфета гостиницы, где можно было хоть поболтать с кем-нибудь.

На северах – как звали еще со времен подневольного труда эту мерзлую землю – всегда хватало чудных пришельцев.

Однажды вечером пьяненький геолог, чокаясь с ним стаканом местного сучка – больше в городе ничего из спиртного не было, – рассказал ему эту байку.

Он-то посчитал ее легендой, но потом, раздумывая над рассказом, все больше и больше склонялся к тому, что услышал что-то очень важное для своей жизни.

На Диксоне, где тоже ничего не было, кроме этого пойла, застряли два человека – один бородатый метеоролог, прилетел с мыса Желания, а другому, тоже с бородой, туда надо было, наоборот, лететь.

Гостиницей там был дощатый барак на две комнаты и с удобствами во дворе, и жили эти ребята там уже месяц – не было погоды ни в одну нужную им сторону, да и вообще никуда не было. Из всех занятий у них было только утром в магазин за этой – рассказчик кивнул головой на бутылку – и вечером туда же.

А мыс Желания не принимает. А мыс Желания не отправляет.

Так вот, говорят, что они до сих пор по Диксону ходят, потому что какой может быть мыс Желания на этой земле, какие там вообще бывают другие желания, а?

Тут рассказчик вдруг захохотал, а потом прилег на пол буфетной и захрапел.

В номере, в огромной комнате, уставленной железными армейскими кроватями, мертвым сном спали семеро геологов, которые вернулись вчера из тундры под Дудинкой.

Он постоял, оглядываясь, а потом вышел в ночной коридор и тут увидел ее.

Они тогда стояли молча у стены, два совершенно незнакомых человека, и смотрели друг другу в глаза, понимая, что это навсегда, что это пропустить невозможно. Что надо было что-то делать, и они с ужасом понимали, что, кроме семикоечных номеров, в гостинице никаких других больше не было, да и кто им, без штампа в паспорте, поверил бы.

Городу этому страшному были они совсем чужие.

И вдруг послышалась из комнаты та самая мелодия с диска. Он взял ее за руку и увел ее к себе, и она пошла за ним без страха и сомнения.

На тумбочке стоял включенный радиоприемник, на кроватях никто не шевелился, и они начали танцевать среди спящих мужиков в самом центре комнаты, прижимаясь друг другу так, как прижимаются друг к другу молодожены в первую свою ночь, и узнавали друг друга, не стесняясь ничего.

Проснулись они на одной узкой кровати, укрытые верблюжьим грубошерстным колючим одеялом, в совершенно пустой комнате. Потом они пили в буфете черный чай по-северному – это когда чай заваривают прямо в кружке, и разговаривали обо всякой ерунде.

Потом вместе пошли на автобус до аэропорта.

У двери сидели шестеро геологов, завтракая капустой и нельмой. Один из них поднял голову, улыбнулся и молча показал ему большой палец.

Сегодня они танцевали так же, как тогда, ощущая всю ту же нежность, все ту же невозможность быть друг без друга, так же прижимаясь и желая друг друга.

Утром он проснулся в номере один.

Он ждал ее еще три дня, но она так и не появилась.

Прощание

И вот вдруг что-то снова щелкнуло в нем, и под шестидесятый свой год на земле он засобирался на историческую родину.