Николай Фокин - М Ы Р О Д И Л И СЬ И Ж И Л И Н А У Р А Л Е – Р Е К Е ...

иногда видели, как она торопливо бежала к своим родственникам, жившим

рядом с нашим кварталом..

.. Приятели брата в середине августа уехали в Ленинград... Гриня не

пошел прощаться с ними (“...не могу, ...больно, тяжело, что скажу им?.. ”)

и не объяснил, почему остался в Уральске... Через две недели он узнал,

что ребята поступили в училище и порадовался их успеху. И в очередной

раз печально подумал: “... А ведь и я мог быть в Ленинграде...”

128

Сын попытался было поговорить с отцом о своем наболевшем, но

столкнулся с ранее сказанным: “...Все уже обговорено, незачем тратить

время попусту.....

У тебя есть чистая работа.. И что еще надо?..”

.Не хочется ни осуждать, ни оправдывать отца...Он - позже - и сам

мучился, вспоминая Гриню... Но - помните? - “...нам не дано предугадать,

как наше слово отзовется..” Но все же следует честно признать, что

торопливое решение отца

не принесло нашей семье ни спокойствия, ни радости. И ”птица

счастья” не опустилась на крышу нашего дома и не открыла свои

радостные секреты ни одному из моих родственников...

.

. 7

Первые прохладные осенние дни проходили в нашем доме

безрадостно, но без новых “недоразумений” и споров.. Все, казалось,

смирились с происшедшим.. Но прежнего “семейного единства”, к

которому настойчиво стремился “по - старинному” думающий и

поступающий уральский казак, уже не было....

Отец не смог поехать летом с артелью в луга, на сенокос: его тогда ”

держал” в городе ремонт дома. И теперь он беспокоился: вот - вот

подступят “мокрые” недели, а надо до их прихода где - то накосить сена,

заготовить дрова и хотя бы немного “поправить” базы. Разве успеешь все

сделать? Но кто, кроме отца, мог думать и заботиться о нашем хозяйстве?..

Мама никак не могла придти в себя, потрясенная тем, что произошло с

Гриней. Она не понимала нашего отца.. Его решение считала ошибочным

и неразумным. Сердцем чувствовала, что оно, жестокое и несправедливое,

может привести к страшной беде.. И осуждала себя за нерешительность и

слабость в разговоре со : своим Семенычем: ведь хотела, но не смогла

помочь сыну..

...Сестра “дорабатывала” на фабрике последний месяц... Впереди ее

ждал т. н. “декретный” отпуск. Шура несколько терялась, когда думала о

будущей жизни. Она по - прежнему мечтала строить свое семейное

“гнездо”. Видела, что Ваня, привыкший с молодых лет жить

самостоятельно, при всей своей открытости характера и желании помочь

тестю в хозяйственных делах, не привык ( и вряд ли когда - либо

привыкнет) к порядкам в нашем доме. Наверное, поэтому после окончания

смены на фабрике он часто не сразу возвращался в семью: выполнял

(конечно, не бесплатно) просьбы, с которыми обращались к нему и

знакомые уральцы, и руководители предприятий и контор. Классный,

хорошо знающий свое дело специалист, он быстро проверял и

восстанавливал электросеть, заменял приборы и пр. Уставал, но никогда

129

не отказывался от “халтуры”: Ване хотелось иметь хотя бы небольшой

денежный “запас” накануне рождения ребенка

Пожалуй, труднее всех в летне - осенние месяцы сорокового года

приходилось старшему брату. Думая над происшедшим, Гриня хотел, но

не мог ничего понять и объяснить. Он осунулся, заметно похудел, ходил с

опущенной головой, глаза смотрели тускло и равнодушно, улыбка ( и

раньше - редкая) исчезла с его лица, с братьями и сестрой разговаривал

мало и неохотно.. Постоянно о чем -то думал. Вероятно, ругал себя за то,

что не решился настоять на своем желании, не сделал первый, по -

настоящему самостоятельный шаг. Родной дом уже не воспринимался

Гриней как свой: он превратился для него в новый “источник постоянной

душевной боли”. Старался не привлекать к себе внимания многих

знакомых. Мама, успокаивая сына, говорила ,что в следующем году

обязательно поедет в Ленинград и будет там учиться. Ему хотелось

надеяться, что именно так будет. И одновременно, вспоминая недавнее,

сомневался в своем светлом, радостном будущем ..

Уходил брат из дома ранним утром и возвращался поздним вечером.

В конторе “Маслопрома”, среди суетливых служащих, он не нашел своего

места, хотя и проводил на работе долгие часы. Не мог привыкнуть к

“бумажному” делу, которое не понимал. Переход от знакомой школьной

жизни к ”бессмысленной“ (по его мнению) службе стал для Грини

трудным испытанием - не столько физическим, сколько моральным,