User: Sneg i Tuman - Chastnaya zhizn'.docx

-- Ну что ты злишься? На самом деле день забит. Я вчера вечером в календарь посмотрела -- в ужас пришла. Ты продукты купи и заезжай за мной. А?..

-- Благодетельница…

-- Родная...

-- Да ладно... Во сколько?

-- Думаю, не раньше девяти. А то ждать долго придется...

-- Ничего, подожду.

Марта посмотрела в окно. По дорожке медленно катилась синяя «ауди».

-- Коля твой приехал. Что-то рано сегодня...

-- Говорю же, работы много...

Уже стоя допила кофе, вытерла губы салфеткой, перегнувшись через стол, чмокнула Марину в щеку, накинула на плечи пиджак, бросила на ходу:

-- Не убирай, я вечером помою...

Уже в дверях оглянулась и посмотрела внимательно на Марину, еле уловимо улыбнулась -- чуть-чуть, лишь краешек губ дрогнул.

Марина порозовела, но взгляд не отвела.

-- Я позвоню...

И вышла.

…Марина позвонила сама около двенадцати. Марта только-только успела спланировать день. Точнее -- загрузить вечер. Обнаружился еще и визит к начальству, и это было хорошо, потому что должно было занять неопределенное количество времени. Так что вторая половина дня была полностью рабочей.

Марина позвонила не по мобильному, а через секретаря. Марта удивилась, услышав в трубке голос Василисы:

-- Ковальская...

-- Да, конечно...

Но арт-директора не отпустила, махнула рукой, чтобы сидел. Продолжала рассматривать пробные полосы, автоматически делая пометки маркером.

-- Привет!

-- Привет! А я собиралась тебе минут через десять позвонить...

-- Видишь, опередила.

-- Вероятно, соскучилась?

-- Да нет...

-- Даже так?..

-- Да я не о том... Не в том дело...

-- Случилось что-то?

-- И да, и нет...

-- Говори давай, не тяни!

-- Мама звонила. Просит приехать.

Рассказов сидел, насторожено следя за маркером.

-- Когда?

-- В эту субботу. Если я вечером улечу, то в воскресенье смогу вернуться. В крайнем случае, в понедельник рано утром. Позвони, пожалуйста, в агентство и узнай, есть ли на эти дни рейсы в Тель-Авив. Нужно побыстрее билет заказать...

-- Подожди! Сегодня пятница... То есть завтра?

Маркер остановился. Рассказов посмотрел на Марту, встал и вышел, плотно прикрыв за собой дверь.

-- Ну да... Если в субботу улететь, то в воскресенье можно вернуться... В крайнем случае, в понедельник рано утром. Она очень просила.

-- Бангкок отменяется?

-- Почему обязательно отменяется? Можно перенести...

-- Понятно. Опять...

-- Ну почему опять? Когда отменялся? В крайнем случае вернусь и поедем.

-- В каком крайнем?!

-- Ну что ты цепляешься к словам? Я уеду всего лишь на сутки...

-- Хорошо. Как скажешь.

И швырнула трубку так, что аппарат треснул.

Нажала на селектор:

-- Вася, скажите телефонисту, чтобы принес новый аппарат, и не соединяйте меня ни с кем полчаса.

Марта злилась. От бессилия. Если Марина что-то решила, то повлиять уже было невозможно. Она не будет ничего менять. Нужно было звонить в агентство заказывать билет, менять заказ. Или отменять?

Трубку она швырнула слишком рано, не успела спросить, на какую дату переносить Бангкок. Посмотрела в календарь. Те четыре дня, что она выгородила, были единственными в этом месяце, когда можно было не появляться на работе. Они наметили улететь седьмого, а вернуться двенадцатого. На тринадцатое уже назначен совет директоров, на четырнадцатое -- аудиторы, а пятнадцатого прилетали финики. Пятнадцатое -- это суббота, и все выходные нужно будет их пасти.

Можно, конечно, послать фиников к черту и улететь в субботу вечером, пятнадцатого, а вернуться, скажем, в среду, если рейсы есть. Но это девятнадцатое. А девятнадцатого совет директоров у Марины, стало быть, она не может. Она сможет двадцатого, но на двадцать первое назначено утверждение макета нового журнала, запуск которого намечен на первое. Если она улетит, то первого они не запустятся, и весь график до конца года полетит к чертовой матери. Все, они никуда не едут.

Она планировала эту поездку давно, заранее выгораживая для нее место. Еще в ноябре намеренно перенесла запуск с марта на апрель, а потом весь январь и февраль старательно высвобождала эти четыре дня, сдвигая либо на «до», либо на «после». Теперь уже поменять было ничего нельзя.

Злиться Марта перестала, осознав неизбежность происходящего, смирилась. Но ей было так тоскливо. Она повернулась к окну, закинула ноги на подоконник. Там, на улице, было сыро и тускло. Голый ясень корявой веткой скребся о стекло, тревожно качаясь и подрагивая. Шел мелкий плотный дождь. Зелени еще минимум два месяца не будет, а там -- роскошное буйство. Увы, теперь недоступное.