Это. Ты. Все, что у тебя есть.
— Твои пальцы… Твои пальцы во м
не. Н
емного г
рубее, чем… —
О
х! О
н п
оследовал ее
инструкциям, грубая кожа его жестких пальцев потирала чувствительные складочки, когда он погружался внутрь нее.
— Вот так?
— И моя грудь. Сожми соски.
Его большая ладонь дернула купальник, а затем заменила клочок ткани, обхватив ее
ноющую грудь. Он полностью накрыл ее, оказывая нежной плоти свое немного жесткое
внимание.
— Пожалуйста, Люк, — умоляла Кинси. — Еще.
Он еще раз укусил мочку уха, ущипнул сосок и быстро подстроился под грубые, отчаянные требования Кинси. Невидимая волна удовольствия затопила центр ее
женственности, и он почувствовал еще больше влаги под своей рукой.
Откровенный взгляд мужского удовольствия на его лице говорил о его одобрении.
Он еще быстрее потер тугой комочек нервов, возводя на вершину обжигающие
ощущения. Кинси могла только изгибаться. И смотреть. И чувствовать. Его темная
кокосового цвета кожа на фоне ее золотистой еще больше подчеркивала их контраст, и в
то же время показывала, как хорошо они дополняли друг друга. Она с
тояла, заключенная
в колыбель его рук, полуодетая, в неряшливом беспорядке, который делал происходящее
более грязным, сексуальным и очень, очень приятным.
— Дай мне свой рот, Кинси.
Повернув голову она отдала себя его безжалостному поцелую. Толчки его языка
повторяли собственническое вторжение ниже и отправляли ее по спирали все выше, к
месту, которого она отчаянно хотела достичь. Где ни один мужчина не мог ее коснуться.
Причинить ей боль. Она была так близко, ее стоны стали еще громче.
— Вот так, крошка, — прорычал Люк. — Давай.
Стук.
Громкий звук, вытолкнувший ее из сумасшедшей сексуальной дымки.
— Эй, тут люди ждут!
— Люк, — выдохнула Кинси.
— Кончай, — он смотрел е
й в глаза таким ж
арким взглядом, что она удивилась, как э
то
зеркало уцелело. Дерзкий, решительный, подталкивающий ее к освобождению. Но то
ушло. Люди узнают, чем они здесь занимались, и ее стоны… она не могла подавить их, как бы ни пыталась.
Еще один удар в дверь и ее охватила паника.
— … давайте же, открывайте…
— Кончай, малышка.
— Не м
огу, — проговорила о
на и с
лезы разочарования п
отекли и
з у
голков е
е г
лаз. Н
оги
подкосились и она всем своим весом привалилась к нему. — Прости.
Он убрал свою руку, все еще влажную от ее удовольствия, от распухших складочек и
поднес к ее рту.
— Оближи.
О. Мой.
— Боже.
— Оближи, — потребовал он.
Это было возмутительно.
Он
был возмутительным.
И все же.
Кинси поняла, что ее губы п
риоткрываются, рот наполняется слюной, и о
щутила н
овый
приятный запретный вкус. Подчинившись ему, она чередовала длинные непристойный
облизывания с нежными, как у котенка. Сочетание ее мускусного вкуса и властного
хладнокровия Люка возродило скользкий жар между ее бедер и подняло желание до
заоблачных высот.
— А теперь укуси и кончай.
В дымке чувственного удовольствия, она прикусила два пальца, которые Люк
протолкнул ей в рот. Другой рукой он нашел ее поблескивающий центр женственности, нашептывая на ухо непристойные с
лова о
добрения. В
се те и
спорченные в
ещи, которые он
хотел сделать с ней, грязные обещания, которые распаляли ее. Через пару секунд, она
выгнулась рядом с ним, взрываясь в протяжных, дрожащих импульсах удовольствия, крики ее освобождения заглушались рукой Люка. Наконец, Кинси обмякла, уверенная в
том, что он поможет ей пережить этот шквал эмоций. Они простояли не шевелясь еще
пару драгоценных, лишающих дыхания мгновений.
Когда она снова открыла глаза, Люк повернул ее к себе лицом, поправляя на ней
одежду. Так заботливо, так неожиданно. Он прислонился своим лбом к ее, его глаза
горели расплавленным жаром.
— Ты — это нечто, Кинси, — прошептал он. — Я могу провести остаток жизни, наблюдая, как ты кончаешь.
Кинси прикрыла глаза, почувствовав к нему г
убительную нежность, н
о сердитый стук в
дверь заставил ее веки распахнуться и вернул в реальность, о
т к
оторой она с
крывалась н
а
этот краткий момент забвения. Посетители, которым нужно было избавиться от
разбавленного пива.
— Готова встретиться со своей публикой? — усмешка Люка была чистым злом. Он
Читать дальше