Unknown - 96cd606079b246bf94a2f1c2d86447e4

Внезапное веяние потусторонней жути сдуло с него весь хмель, и он поспешил сделать глоток мёда, чтобы промочить пересохшее горло. Замершая белой берёзкой Зорица пошевелилась и медленно поднялась, приковав к себе тревожные взгляды.

«Куда ты, Зоренька? — остановила её Твердяна. — Останься с нами… Лучше возьми гусли и спой».

Ледяное оцепенение наконец отпустило тонкие черты Зорицы, растаяв под лучами ласкового взгляда её родительницы, только хрустально-чистые глаза остались странно неподвижными. Кивнув медленно и нерешительно, словно во сне, девушка невесомой походкой проплыла к стене, сняла с неё гусли и села с ними на лавку. Гибкие пальцы легли на струны…

Как стоят под небесами горы Белые,

В облака вросли главами снежными.

Протекают по горам сим быстры реченьки,

Воды катят хладные да звонкие.

А стоят-шумят там древеса сосновые,

Да с главами кучерявыми, зелёными.

Во чащобах зверя всякого — полным-полно,

Цвету лугового — залюбуешься.

А не завести ль нам, други, быль-сказание,

Как рождалось племя белогорское?

Словесами-жемчугами короба полны,

Струны песнь свою пропеть готовятся…

Расплескалася волна лазорева,

Паруса тугие — ветром полные:

То бегут по морю по далёкому

Струги ладные — бока червлёные.

А на стругах тех — девицы красные,

Пятьдесят числом, душой и телом чистые.

Хрондаг-князь себе невест подыскивал —

Вёз красавиц князю кормчий опытный.

Убывала зоренька вечерняя,

Раскрывала ночь крыла лазоревы,

Звёзды-самоцветы по небу рассыпала.

Задремалось кормчему, пригрезилось,

Будто белый зверь к нему является,

Да хвостом кошачьим к сердцу ластится…

Говорит тот зверь такие словеса:

«Направляй ты струги, добрый молодец,

К берегам туманным, что на севере,

Да войди ты в устье речки Онгани,

Да пристань ко острову зелёному.

Ты девиц на острове высаживай,

Да плыви ты пС морю, куда глаза глядят».

Пробудился кормчий. Сну дивился он,

Да подумав, сделал он, как велено.

Всех красавиц на песке высаживал,

Уплывал скорей от острова он дикого.

Одинёшеньки на бреге плачут девицы,

Да дрожат от холода, от голода.

Вдруг явилось им дитя прекрасное:

Рожью спелой золотятся волосы,

На главе венок из полевых цветов.

Говорит дитя им таковы слова:

«Вы не бойтесь, девицы прекрасные,

Да ступайте вы со мной немедленно».

Подивились тем речам красавицы,

За младою девочкой последовав.

Шли они по лесу по дремучему,

Древеса вокруг все страшные, скрипучие…

«Ты куда ведёшь нас? — плачут девушки. —

Ты не душегуб в обличье чада милого?»

Говорит дитя им таковы слова:

«Не страшитесь, горлинки пресветлые».

Долго шли красавицы иль коротко —

Показались вдруг палаты белокаменны,

Во саду прекрасном соловьи поют,

И плодов поспело видимо-невидимо.

Сколь ни рви плоды — их меньше не становится,

Да журчат вокруг ручьи волшебные…

За стеною леса непролазного,

От холодных вод надёжно огороженный,

В лете вечном тот чертог купается.

Подивились девицы прекрасные,

Чадо ж речь ведёт со светлою улыбкою:

«Вы войдите в те палаты белокаменны,

Да живите в них отныне припеваючи.

Ешьте с веток вы плоды волшебные —

Не иссякнут те вовек, сколь вы ни рвите их.

А всё прочее, что пожелаете,

Принесут вам слуги в изобилии;

Слуг же тех не опасайтесь вы:

Глазу вашему они незримые».

Входят девушки в палаты белокаменны,

А внутри — покоям светлым несть числа.

А убранство их — златое, самоцветное,

По полам ковры расстелены богатые.

Говорит им чадо таковы слова:

«Принимайте вы дворец сей, будто дом родной,

Без забот живите, веселитеся,

Да хозяйку дома поджидайте вы».

Поселились девушки в палатах сказочных,

Потянулось их житьё беспечное:

Что ни день — прислужники незримые

Им подносят всё, что пожелается.

А соскучатся — играют гусли, дудочки,

Только игрецов самих не видно им.

Так живут они, поют да нежатся,

Только волком рыщет мысль тревожная:

Долго ль ждать ещё дворца сего владычицу,

Не грядёт ли к ним за всё расплата горькая?

Истомилась Мила ясноокая:

Сон от песен птичьих прочь от глаз бежит.

Глядь — в окошко зверь запрыгнул к ней,

В шубе белой, с лапами бесшумными.

Испугалась Мила ясноокая,

Зверь же на постель к ней забирается,

Да усами ей щекочет шею белую.

Он глядит в глаза очами человечьими,