Unknown - daefac02bad94205b0a922a04d997460

Заструились по сильным плечам и спине длинные волнистые пряди, полные здорового лоска. Смилина выбрала пучок на темени, завязала его узлом и отдала конец Радонеге:

– Держи.

Пока она острила нож на точильном круге, Радонега ожидала на коленях. Больно ей было стоять на каменном полу, но ничто не дрогнуло в её лице. Орудуя ножом, как бритвой, Смилина срезала ей волосы как можно ближе к коже, и вскоре весь пол вокруг молодой кошки был ими усыпан. Открылся округлый, изящный и правильный череп. Поднеся к её щеке пылающую ладонь, оружейница наблюдала. Нет, ни одна жилка не забилась нервно под кожей, тонкие ноздри не дрогнули, плечи не напряглись. Одним длинным скольжением огладив голову Радонеги, Смилина очистила её от торчащих пеньков волос. Послушный огонь не обжёг кожу.

– Собери свои волосы и вставай, – приказала оружейница.

Ученица повиновалась, а по знаку руки Смилины все работы в кузне прекратились на время. Подойдя к самой большой печи, Смилина зычно воскликнула в её пышущее жаром нутро:

– Огунь, мать земная! Прими в своё лоно новую дочь, нашу сестру.

Пламя в печи взвилось рыжим зверем, затрещало, захохотало. В середине огненного столба раскрылась широкая пасть, словно требуя пищи.

– Скорми огню твои волосы, – велела Смилина Радонеге.

Та бесстрашно выполнила это. Блестящая русая грива, которая только что украшала её голову, исчезла в брюхе огненного зверя. Взамен он выплюнул на пол тлеющий уголёк, который подкатился к ногам Радонеги.

– Это – твоя сила, – сказала Смилина. Она подобрала уголёк и поднесла к губам молодой кошки. – Ты должна это проглотить. Не бойся, не обожжёшься.

Дар Огуни исчез во рту Радонеги. На миг зажмурившись, она сделала глотательное усилие, а открылись её глаза уже не синими, а огненными. Короткая вспышка – и жаркое сияние сжалось в её зрачках до крошечных точек. Из ноздрей Радонеги вырвались две пламенные струйки, и она даже пошатнулась от изумления с округлившимися глазами.

– Растудыть… твою телегу, – вырвалось у неё.

По кузне пророкотала волна смеха.

– Полегче, – хмыкнула Смилина. – Так и спалить всё вокруг недолго. Ну, пошли – покажу, что с этим можно делать.

За всеми этими делами она отвлеклась от мыслей о мокрых глазах Свободы. Когда настала пора собираться домой, одна из учениц доложила, что у ворот кузни Смилину дожидается какая-то девушка. Тревога ворохнулась в душе косматым зверем, и оружейница направила свои стремительные шаги к калитке.

Её ждала Яблонька. Одного взгляда в её испуганное лицо было достаточно, чтобы зверь-тревога взвился на дыбы.

– Ой… Госпожа Смилина! Иди скорее домой, – скороговоркой зачастила девушка. – Там такое стряслось… Беда!

«Всё это однажды уже было», – мелькнуло в голове ледяной молнией. «Горе у тебя, Смилинушка». И – крошечное тельце на неподвижной груди Любони.

– Что? – разом охрипнув, выдохнула Смилина. – Свобода?.. Что с ней?

– Ой, да нет, нет, что ты! – затараторила, замахала руками Яблонька. – Твоя супруга жива-здорова, хвала богам! Это не с нею беда. Там твоя родительница пришла, сидит сейчас у нас… Грязная вся пришла, в крови, мне аж худо стало…

В один шаг через проход Смилина очутилась дома. Чернокрылая беда раскинулась над крышей, закрыла собою полнеба. Родительница Вяченега, в рабочей одёже, с головы до ног покрытая подземной пылью, сидела на лавке у стола; её лицо застыло сурово-мертвенной маской, бескровные пепельные губы были сжаты в нитку, а взор недвижимо застыл в пустоте. Слева на её лбу блестела глубокая ссадина, потёки крови из неё пропитали бровь и обогнули глаз с двух сторон – по носу и щеке. Полуистлевшая от пота и грязи рубашка алела свежими пятнами. Свобода как раз поставила на стол лоханку и наполнила её из кувшина.

– Вот водичка из Тиши, – приговаривала она заботливо. – Умойся, матушка Вяченега. Сейчас Смилина придёт.

Чудесная вода ласково журчала, разбивая жуткую тишину. Вяченега застыла изваянием, даже не мигая, и Свобода принялась сама умывать её смоченным полотенцем.

– Матушка! – Смилина бросилась к родительнице, а у самой сердце в груди инеем схватилось. – Что стряслось?

Взор Вяченеги обратился на неё – страшный, леденящий. Боль каплями смолы застыла в нём.

– Завалило нас, Смилина, – чуть слышно проронила она. – Твоя сестра Милата мертва. Лучше б я… Лучше б меня вместо неё…

Речь её перестала быть слышной – только серые губы шевелились. Смилина прижала её к голову к своей груди и закрыла глаза. За время своей работы в рудниках она была непосредственной свидетельницей нескольких обвалов, а уж о скольких слышала – не счесть. Она хорошо помнила этот грохочущий ужас и смертельный удушающий мрак. Зазеваешься, не успеешь мгновенно открыть проход – и о Тихой Роще можно не мечтать. Кучку искорёженной мёртвой плоти чудо-сосна уже не примет.