Unknown - daefac02bad94205b0a922a04d997460

– Я здесь, ладушка, я с тобой, – то и дело раздавался откуда-то сверху дорогой сердцу голосок – не иначе, с этого исчерченного голыми ветками неба…

Приоткрывая глаза, Смилина видела стройную всадницу, ехавшую на игреневом коне рядом с телегой. Сухие губы женщины-кошки улыбались: авось, милая увидит и успокоится.

– Как ты, моя родная? – склонялась над нею Свобода, встревоженно блестя бездонной тёплой тьмой очей.

– Жива, жива, – с усмешкой отзывалась Смилина. – Ничего, горлинка. Ничего.

На другой телеге везли тело князя Полуты, а следом за ним – туши добытых животных. Хороша вышла охота, нечего сказать. Князь Ворон скакал впереди на чёрном жеребце, и хлопья снега осыпали его тёмные с проседью волосы, а на щеке багровели ссадины.

Заголосила молодая княгиня Забава, выбежав навстречу печальному поезду, простёрлась на теле супруга: гонец, высланный вперёд, уже донёс до неё скорбную весть.

– Ой, да за что ж мне такая злая беда… Полута, родной мой, кормилец мой! Зачем же ты меня с сыном малым сиротками оставил? Как же так вышло?! Ехал на весёлую охоту, а обратно привезли уж неживого… Кто, кто сотворил сие злодейство?! Кто душегубец проклятый? Дайте его мне, я его руками разорву!..

Ворон с высоты седла молвил ей:

– Забавушка, ты с княжичем – не сироты. Вы ни в чём не будете нуждаться. Сыну твоему я стану вторым отцом. Покуда земли твоего мужа будут под моим управлением, а когда Добрыня возмужает, станет княжить сам.

Безумными очами взглянула на него княгиня. В них хлёстко зажглась исступлённая догадка.

– Ты?! Государь… Это ты сделал?!

Ворон чуть наклонился и ответил, скорбно понизив голос:

– Супруг твой сам хотел убить меня. Великое злодеяние он замыслил. Я лишь защищал себя и Свободушку. Уж она-то ни в чём не повинна.

– Злодей, кровопивец! – вскричала Забава, заламывая руки. – Не нужны нам от тебя подачки…

– Княгиня, я свидетельствую: на князя нашло безумие, – сказал седой и длинноусый сотник Ястреб из дружины, не участвовавший в заговоре. – Он приказал расстрелять из луков Смилину, кошку с Белых гор, а когда княжна Свобода пыталась за ту вступиться, хотел убить и её.

– Не верю, ложь, поклёп! – Забава рухнула на колени в свежевыпавший снег и завыла, качаясь из стороны в сторону.

– Подымите её, – велел Ворон. – Ей бесполезно сейчас говорить что-либо. Потом осознает.

Убитую горем вдову унесли на руках во дворец. Ворон спешился, а у ещё сидевшей в седле Свободы покатились по щекам слёзы. Князь, заметив это, тотчас протянул к ней руки:

– Дай, помогу слезть… Давай, дитя моё, потихоньку…

Княжна, почти ничего не видя от слёз, соскользнула в его объятия, и он размашисто зашагал с нею на руках под снегопадом. Когда он медленно поднимался на крыльцо с резным навесом, деревянные ступени поскрипывали под двойной тяжестью, а плащ из чёрных перьев мёл их своим краем.

– Забаву жалко, – всхлипывала Свобода. – И Добрыню…

– Жалко, моя родная, но что поделаешь, – вздохнул Ворон. – Я не мог позволить Полуте убить тебя.

Он окутал её широкими крыльями своей заботы, но и о Смилине не забыл. Женщине-кошке перевязали раны и уложили её в постель. Горло Смилины терзала жажда, и больше всего ей сейчас хотелось испить целительной воды из Тиши, да только кто бы её принёс?.. Приходилось довольствоваться отварами, которыми её потчевал князь-чародей – весьма недурными, к слову. От них прояснялось в голове и отступала боль.

А за окном совсем завьюжило. Тёмная осенняя земля оделась белым нетронутым покрывалом, которому, вероятно, ещё предстояло растаять. Прильнув к оконцу, Свобода смотрела в снежную даль.

– Жалко батюшку Полуту, – вздохнула она, и в её глазах расстилалась вьюжная тоска. – Хоть и с тобою неправ он был, и с матушкой грубости дозволял, и меня неволил, а всё равно сердце болит, как вспомню… Так и стоит перед глазами – со стрелою в груди. Всё б отдала, чтоб он сейчас жив был и нас с тобою на свадьбу благословил! И батюшку Ворона винить не могу: он меня защищал. Рвётся душа моя в клочья, Смилинушка. Как бы с ума не сойти мне.

Смилина протянула к ней руку, и княжна устроилась на постели у неё под боком, стараясь не наваливаться на раненое плечо и не давить на изрешечённую стрелами грудь.

– Не сойдёшь, ягодка, я теперь с тобою, – вдыхая её детски-нежный, родной и сладкий запах, прошептала оружейница. И добавила, чтобы отвлечь девушку от грустных мыслей: – Гляди-ка, как там зима заворожила-замела… Всё, спряталась Лалада до весны. Зимой нельзя свадьбу играть: счастья не будет. Так что подождать придётся.