Unknown - daefac02bad94205b0a922a04d997460

Вот и минуло полсотни лет. Кожухи открываются, чтобы освободить два бруска – половинки будущего клинка. Их соединяют волшбой, которой придётся зреть ещё дольше – все сто лет. Клинку вчерне придают очертания будущего меча. Он ещё не доведён до блеска, не заточен, ему нужно обрасти наружными слоями волшбы. А женщина-кошка сидит под цветущей яблонькой в своём саду одна: её лады не стало. Приходят в гости дочери с внучками. Уже и первые правнучки есть – пока ещё свернулись калачиком в утробах своих матушек. Что ей дальше делать? Коротать свой век в одиночестве и греться сердцем около малышни, вспоминая свою ладушку-лебёдушку? Или, быть может, посвататься к какой-нибудь тихоне-скромнице, засидевшейся в невестах? Есть и такие. Никак не могут найти свою суженую, а годы молодые летят журавлями, да только весной назад не возвращаются… Нашлась такая девушка-вековуша: тридцать лет в невестах ходит, глядит печальными глазами на счастливые парочки. Бывало, свяжет носочки детские – просто так, ни для кого. Положит перед собой да и зальётся слезами: «Где же ты, моё дитятко? Когда ж ты голубком сядешь на моё оконце?» Уж приданое в сундуке залежалось, яснень-травой пересыпанное: детские вещички, бельё, отрезы ткани на одёжу. А главное, кому отдать сердце своё нетронутое? Куда тепло девать нерастраченное? С племяшами, что ли, нянчиться, доживая свой век пустоцветом? А на пороге дома стоит вдова – с серебром в кудрях, но ещё крепкая и ясноглазая. Потупила вековуша очи, платочек теребит, а у самой ком в горле. А за окошком – весна бурлит, Лаладина седмица вовсю гуляет, суженые друг друга находят… «Согласна», – слетает с дрогнувших в грустной улыбке уст.

И вот она уже с двумя косами вместо задержавшейся одной – хозяюшка в опустевшем доме вдовы. Ей уже за сорок перевалило, но что для белогорской девы сорок лет? На вид – девушка: и голос звонок, и станом гибка, и личико гладкое. Шьёт-вышивает рубашки для своей супруги, а та нет-нет да и поцелует её по-родительски, а не как жену. Но искорка вспыхнула: обняла, прижала к себе молодое тело женщина-кошка. А старые яблони в саду подняли веточки, расцвели да как вдруг разродились большим урожаем! Уж и печёт молодая супруга пироги, в бочках мочит, и сушит, и мёдом заливает – а всё девать плоды некуда. И вдруг упало яблочко из её руки, покатилось прямо под ноги седовласой кошке. Она – к жене: «Что с тобою, голубка? Занемоглось тебе?» Нет, не занемоглось. Просто теперь есть кому надеть те связанные «просто так» малюсенькие носочки…

Взрослые дочери улыбаются: «Ого, матушка! Есть ещё в тебе огонь…» А кошка думает: «Вот ещё на старости лет радость привалила! Мне уж в Тихую Рощу пора, а тут такое… Хватит ли моего веку последышка вырастить?»

Веку хватит в самый раз, а тем временем клинок созрел внутри. Началась работа над наружной волшбой: по сорок лет на слой, а всего слоёв – двадцать четыре. Много рук над Великим Мечом потрудится, не одно поколение сменится, пока он наконец не попадёт к Твердяне.

…Смилина ещё не знала имени своей далёкой наследницы, в чьих мастеровитых руках меч приобретёт свой окончательный вид, дабы послужить Белогорской земле в тяжёлую для неё годину. Пока она лишь начала работу над клинком, одевая тридцать шесть пластинок в сеточку первого слоя волшбы. Задумывая это своё детище – воистину, всем мечам меч! – в отличие от воображаемой женщины-кошки, примерный жизненный путь которой прослежен выше, она точно знала, что на её век придётся лишь самое начало рождения этого величайшего оружия, а завершать дело будут потомки. Она примерно подсчитала время, которое требовалось на его изготовление: выходило около двенадцати веков. Её покрытые мерцающими «перчатками» руки сплетали нить волшбы в тонкое поющее кружево, которое ложилось на сталь и впитывалось в неё сияющими жилками.

Обмакивая тонкие полоски ткани в свежее льняное масло, Смилина заматывала ими заготовки. Каждая пластинка была снабжена ручкой – стальным стержнем. В горшке золотился растопленный воск, и оружейница погружала в него пластинку за пластинкой, держа за стержни-рукоятки. Когда воск схватился, настал черёд глины: ею Смилина заполняла деревянные ящички с прорезями в крышках. Вставляя покрытые двумя защитными слоями заготовки в прорези, женщина-кошка загибала стерженьки, чтоб пластинки не проваливались внутрь до самого дна.

Когда глина высохла, деревянные стенки были сняты, открыв кирпичи с торчащими стерженьками. Их Смилина поместила в туески чуть большего размера, залив оставшиеся пустоты жидкой смолой. Теперь зреющая волшба была надёжно защищена.