Unknown - daefac02bad94205b0a922a04d997460

Слезинки ещё не высохли на щеках Свободы, когда она вернулась к своей супруге, ожидавшей у святилища. Соскочив с седла и сияя улыбкой, княжна бросилась в её объятия.

– Ну, вот и всё. Я снова с тобой. Ты тут не скучала?

Пальцы оружейницы поймали одну слезинку на упругой щёчке возлюбленной.

– Жаль, что я не смогла разделить с тобой то, что ты делала сейчас. Но что бы это ни было, я рада, ежели оно принесло тебе облегчение.

Уловив в любимых синих очах тень грусти, Свобода прильнула к груди женщины-кошки с безоглядной нежностью.

– Лада, с этого мига мы будем делить всё: каждый день, каждый вздох, каждый рассвет и закат. Каждую весну. Каждый листопад. И звон ручьёв, и гром водопадов. И это небо, и эти вершины! И одно сердце на двоих.

Цветущие лесные яблони у пещеры-святилища роняли белые лепестки, а ветер, расшалившись, закрутил их вихрем вокруг слившейся в поцелуе пары. И стук двух сердец влился в песню весны, развернувшей над землёй стяг своей победы.

Часть 3. Юность оружейницы. Четырнадцать стрел. Семейные узы

Крупные, могучие руки Смилины с годами покрылись мерцанием: крошечные частички стали, золота, серебра и пыли из самоцветных каменьев намертво въелись в пропитанную силой Огуни кожу. На руках оружейницы были словно всегда плотные перчатки надеты – так они огрубели. Ничто их не брало: ни открытый огонь, ни раскалённая добела сталь, а в пригоршни можно было наливать расплавленные металлы. Каждая из двух пятёрок кряжистых и узловатых, как дубовые ветви, пальцев служила ей верой и правдой уже целую пропасть лет. Доводилось этим рабочим рукам держать и кое-что понежнее стальных заготовок, клещей да молотов: пальчики возлюбленной, яблоневые веточки, крошечных дочек, внучек и правнучек.

Сейчас они трудились над заготовками для будущего клинка. Молот с гулким звоном ковал самую лучшую сталь, какую когда-либо варили в Белых горах, превращая её в небольшие прямоугольные пластинки. «Бом-м, бом-м», – громко, пронзительно пел молот, и наковальня отзывалась дрожью и гулом. За нею работала только Смилина, прочим мастерицам кузни на Горе она была бы слишком высока.

Тридцать шесть одинаковых кусочков были готовы. Им предстояло стать слоями в составе двенадцати пластинок большего размера – по три в каждой, но не сейчас, а спустя тридцать шесть лет. Шутка ли – двенадцать слоёв волшбы, каждому из которых зреть три года!

Тридцать шесть лет – примерно за этот срок женщина-кошка проходит путь от рождения до вступления в брачный возраст. Да, всё равно что дочь вырастить. Меч – тоже дитя, и не менее драгоценное, любовно выпестованное, впитавшее тепло рук мастерицы и раскалённую силу Огуни.

Дюжина пластин будет зреть ещё тридцать лет: соединительной волшбе тоже нужно дать «отлежаться». Коли поспешишь – меч будет уже не тот. Спешка может загубить всё дело, поэтому оружейницы терпеливы и выдержанны. За эти годы вошедшая в брачный возраст женщина-кошка построит дом, скопит достаток, найдёт свою суженую и обзаведётся детишками.

А тем временем настанет пора доставать двенадцать пластин, чтобы работать с ними далее. Каждая из них завёрнута в пропитанную маслом ткань, запечатана в слой воска, поверх которого – слой глины и слой смолы. Правило таково: мягкое – внутри, твёрдое – снаружи. Как достать пластину из этого защитного кожуха? Нужно «окликнуть» волшбу пластины, позвать её. Она откликнется из глубины, запоёт. Песня звучит всё громче, сильнее. И тут мастерица резко выдыхает. Крак! «Скорлупа» треснула.

Двенадцать пластин превратятся в четыре бруска: опять соединительная волшба, проковка и новый кожух для защиты на следующие сорок лет. За это время старшие дочки женщины-кошки повзрослеют и выйдут на поиски своей судьбы. Может быть, даже и успеют найти. А у родительниц будет подрастать пара-тройка младшеньких – скорее всего, белогорских дев. Семья растёт, в доме тесно, шумно, но весело. Случаются и недоразумения, но примиряются все быстро. Те дочери, которые привели жён в родительский дом, отделяются и вьют свои гнёздышки. И вот уже поменьше народу под одной крышей.

Четыре бруска созрели. Кожух вскрыт, идёт дальнейшая работа: бруски соединяются попарно, проковываются и отправляются на созревание уже на полвека. Женщина-кошка держит на руках внучек. Младшие дочки, белогорские девы, вылетели из родительского гнезда, и в доме освобождается место: старшие тоже живут своим домом. Становится тихо. У женщины-кошки на висках серебрятся только самые первые седые волоски, а вот её ладушка сдаёт понемногу. Ещё прям и гибок её стан, походка – что лебёдушка плывёт, но около глаз лучатся морщинки, а косы уж наполовину седые. Но она решается родить дочку-последышка, самую младшенькую и нежно любимую.